Громкое дело - Лиза Марклунд

Берит еще не пришла.

Редакция оставалась на своем месте, и данный факт немного успокоил Аннику. Здесь пахло бумажной пылью, удлинителями и жженым кофе.

Она распаковала свой компьютер, вошла в Сеть, а потом открыла собственную страницу в «Фейсбуке» и сразу же попала на восторженные отзывы Евы Бритт Квист по поводу спектакля «В ожидании Годо», который той удалось посмотреть предыдущим вечером. Она слышала разговоры коллег по телефону, музыку заставок новостных телепрограмм, гул вентиляторов. Отодвинула свой компьютер и взяла свежий номер бумажной версии газеты с соседнего стола.

ХАРРИЕТ ПОДВЕРГАЛАСЬ НАПАДЕНИЮ —

СО СТОРОНЫ СОБСТВЕННОЙ РУКИ

На первой странице доминировала фотография женщины на больничной кровати, которая царапала себе лицо, при этом явно крича от боли. Утверждалось, что она страдает синдромом чужой руки.

И Анника восприняла прочитанное как некое утешение для себя. Пусть у нее муж исчез в Северо-Восточной Кении, но ее в любом случае обошла стороной подобная беда. Да и смерть матери маленького мальчика затронула ее лишь косвенно, всего лишь став для нее очередной работой.

Анника быстро перелистала раздел новостей руками, четко повиновавшимися ее воле.

Ни строчки о женщине, убитой за детским садом в Аксельберге.

Она отправила газету в корзину для бумаг, пошла в отдел анализа рыночной ситуации и позаимствовала там (о’кей, стащила) их экземпляр «Моргонтиднинген». В стокгольмском разделе под заголовком «Новости вкратце» она нашла заметку о мертвом теле, обнаруженном в лесистой части Хегерстена. Никакого подозреваемого в преступлении, ни слова о детском саде, без имени жертвы. Просто мертвое тело. Найденное в лесистой части.

Анника отправила утреннюю газету той же дорогой, что и ее вечернюю родственницу, подтащила к себе компьютер и попробовала поискать в блогосфере.

В отличие от осторожности, тактичности или, возможно, незаинтересованности, продемонстрированной официальными средствами массовой информации в отношении убитой, в Сети все выглядело совсем иначе. На многих страницах хватало самых разных рассуждений о случившемся с ней. И большинство теорий представлялись как базировавшиеся на неоспоримых фактах. Естественно, приводилось и имя покойной, с душещипательными подробностями, причем не одно, а целых четыре. По словам комментаторов, в беду попала Карин, Линна, Симоне или Ханнелора, оставалось лишь выбрать. Большинство из них имело много детей, а кто-то и ни одного ребенка совсем, однако блогер «Приятная жизнь в Мелархёйдене» посетовал в изобилующей грубыми ошибками реплике о том, как бедный маленький Вильгельм справится с этим. И все примерно в таких же выражениях, какие Анна Снапхане вчера использовала в связи с возможной потерей отца ее собственными детьми.

«И Линна Сендман всегда была такой приятной, хотя развод явно дался ей очень дорогой ценой…»

Стоило попробовать, если она сейчас носила такую фамилию, хотя ее могли написать и с ошибками.

Анника впечатала в поисковик «линна сендман», а потом принялась открывать все полученные совпадения, будь то страницы в «Фейсбуке» и LinkedIn, результаты национальных соревнований по плаванию или списки принятых в гимназии осенью. И бинго!

Она наклонилась к экрану и прочитала опус Вивеки Фернандез, отметившейся не где-нибудь, а на blogspot.kvallspressen.ee, одном из серверов «Квельспрессен».

«Когда Линна заявила на Эверта в полицию, стражи порядка всерьез взялись за дело. Прегрешений было так много, и они продолжались в течение столь долгого времени, что им следовало арестовать его за тяжкое нарушение неприкосновенности женщины. Так они сказали, хотя и не сделали ничего подобного. Эверт продолжал вести себя в том же духе: звонил по телефону круглые сутки, колошматил в двери ногами и орал так, что трясся весь дом. Через неделю Линна связалась с прокурором и спросила, почему они не забрали Эверта, она же оформила все официально, и тогда прокурор сказал, что по всем преступлениям прошел срок давности. По избиениям, угрозам и сексуальному домогательству того рода, какие она описала в своем заявлении, он составлял два года. Но в случае тяжкого нарушения неприкосновенности женщины, возразила Линна, предусмотрен срок десять лет. Однако, если верить прокурору, закон гласил иначе. Тяжкое нарушение неприкосновенности женщины не являлось так называемым «непрерывным» преступлением (вроде бы именно такой термин он применил). Каждое деяние требовалось оценивать само по себе, и каждое имело собственный срок давности. Что же касается десяти лет, это чисто гипотетически, по его словам…»

Анника отпрянула от экрана с открытым от удивления ртом. Она написала не одну статью и взяла массу интервью у ученых и юристов относительно данного параграфа закона и свято верила, что его смысл хорошо ей известен.

Ведь если женщина жила в ситуации, когда постоянно подвергалась насилию, ей, наверное, трудно было запомнить, получила она синяк в четверг, а ребра сломали ей в пятницу или наоборот. Поэтому и появилась статья о тяжком нарушении неприкосновенности женщины, чтобы все действия стали рассматривать в совокупности, а не как череду мелких инцидентов. Кроме того, срок давности в результате увеличили до десяти лет с единственной целью – показать всю серьезность преступлений данного типа.

Неужели она все неправильно поняла? В этом, естественно, не было ничего невозможного, но тогда ведь и все другие юристы и журналисты ошибались?

Телефон на ее письменном столе зазвонил. Внутренний разговор, судя по дисплею. Она подняла трубку.

– Ты не можешь отключать мобильник да и домашний аппарат тоже в такой ситуации, – сказал Андерс Шюман на другом конце линии. – Халениус искал тебя всю ночь. Подумай, а если бы что-то случилось, например появились бы какие-то новости?

Судя по шуму ветра и потрескиванию в трубке, он находился где-то на улице.

– И что?

– Что?

– Что-то и в самом деле случилось?

– Ничего, насколько мне известно.

– Тогда не имеет никакого значения, если я отключила домашний телефон, не так ли?

– Ты ведешь себя иррационально и безответственно, – выговорил ей Шюман сердито. – Подумай, а если бы Томас попытался найти тебя?

– У меня есть другой мобильный, на который он звонит.

Большая машина, автобус или грузовик, проехала мимо на другом конце линии. Она услышала, как Шюман заорал: «Смотри за собой, чертов идиот!»

Однако, когда он заговорил снова, его голос звучал спокойно.

– Халениус хотел проинформировать тебя о ситуации и рассказать, как правительство собирается действовать. Он готов приехать к тебе домой или встретиться с тобой в городе, но не может прийти в редакцию снова. Они хотели бы сохранить все в секрете еще какое-то время.

– Я не жажду видеть его в своей квартире.

– Тогда можешь съездить в министерство, если есть желание.