Я ожидаю смерть - Юрий Иванов

Как я был благодарен Николаю Ивановичу за его рассказы! Если бы не он, мне в десять раз тяжелее было бы переносить пытки, унижения, издевательства следователей. А так я знал опасность, знал методы инквизиторов, поэтому легче переносил допросы. Я был морально готов к этому. Это как на войне, имея данные разведки, зная, откуда ждать врага, я мог лучше организовать отпор. Внезапные, неожиданные атаки противника приносили невосполнимые потери моих бойцов. Так и мои поединки, неравные поединки со следователями.

Я вдруг вспомнил, как, получив внезапный удар по ногам со спины, я рухнул на пол, и конвоиры начали бить меня ногами. И тут же мне пришло видение, когда на мой отряд красноармейцев напали белогвардейцы, напали внезапно. Тогда я потерял много бойцов. Но напасть внезапно просто не могли. Мною всё было предусмотрено. И посты расставлены, и разведка работала хорошо. Но удар белогвардейцев всё же нас здорово потрепал.

Только потом я узнал, что в штабе полка, куда я послал донесение о своём месторасположении и схему охранения, оказался предатель. Он использовал данные моего донесения и сумел передать их белогвардейцам. То-то моему отряду досталось. Я долго переживал тот тяжёлый бой. Я с трудом воспринимал факт шпионажа, факт удара из-за спины.

Я долго ворочался на тесных нарах. После допроса, который устроил мне следователь Петерсон, я никак не мог уснуть.

Я вспоминал милые черты лица своей жены, а также представил мою старшую дочь Антонину, затем дочерей: Евдокию, Зинаиду, сыновей Петра и Юрия и самую маленькую Римму. Ей было всего четыре месяца от рождения. Как моя жена будет поднимать на ноги всех шестерых?

Я не мог перестать думать о ней.

Жена у меня была красавица. Но жизнь её в родительской семье складывалась тяжело. Отец её, разорившийся дворянин, был расстрелян ВЧК в 1918 году. Не выдержав его смерти, мать моей жены после тяжёлой непродолжительной болезни скончалась. И их дочь (моя жена) осиротела, её взяли в служанки дальние родственники отца.

Моя отдельная кавалерийская часть во время гражданской войны проходила через их селение. Знакомство с будущей женой произошло во время отдыха, который продолжался лишь пару часов. Я дал команду кавалеристам остановиться, покормить лошадей и самим принять пищу. Сам я спешился и вместе с ординарцем подошел к одному из домов, крепкому, относительно большому для деревни. Не успел я подняться по ступенькам крыльца, как навстречу мне вышла необыкновенной красоты девушка.

До первой мировой войны я не раз заглядывался на молодых женщин и девушек. Но моё сердце при этом всегда оставалось спокойным. На этот раз я был сражён, сражён наповал. Сердце забилось в учащенном ритме. Такое у меня было впервые. Я смотрел на девушку, не решаясь с ней заговорить.

Вышедшая вместе с девушкой хозяйка дома, женщина в возрасте, позвала меня и ординарца в дом. Мы вошли, сняли фуражки и сели за стол. Нам была предложена еда: большая крынка молока и несколько кусков хлеба. Еду нам подала девушка-красавица, по указанию, как я понял, хозяйки дома. Ел я машинально, почти не ощущая вкуса пищи. Хозяйка внимательно глядела на меня, пока я ел. Она словно поняла моё состояние. Вдруг хозяйка подсела ко мне и скороговоркой стала говорить о девушке. Что она сирота, без отца и матери, живёт у неё, помогает по хозяйству. Что она дальняя родственница её мужа. Что недавно ей исполнилось 18 лет.

Почему хозяйка всё это говорила – мне было непонятно. Но это было то, что я хотел узнать об этой девушке. У меня появился аппетит, и я приналег на еду, догоняя ординарца.

После того, как я поел, мы поблагодарили хозяйку за тёплый приём, и вместе с ординарцем вышли из избы.

Часы показывали, что отдыхали кавалеристы-красноармейцы почти два часа. Я дал отряду команду двигаться дальше. Садясь в седло, я оглянулся на гостеприимный дом: хозяйка вместе с красавицей стояли на крыльце. Обе они смотрели на меня. Я заметил, что девушка чуть заметно махнула мне рукой, в которой белел платок. Я пришпорил коня и поскакал впереди отряда к месту предполагаемой дислокации.

Я мысленно представил карту и этот поселок, запомнив его название. Через три дня мы уже были там, куда начальство приказало явиться к определённому сроку.

Потом были бои, атаки и отступления, лёгкое ранение и лазарет. Прошло четыре месяца после моей встречи с девушкой-красавицей. Наступила осень. Мы определились на зимние квартиры. Походы и бои временно прекратились.

Я выпросил у своего командира отпуск на две недели. Сдав командование отрядом своему заместителю, я вместе с ординарцем отправился в тот населённый пункт, название которого запомнил на всю жизнь. У меня было только одно сомнение: как отнесётся ко мне девушка-красавица. Но я верил, что моя любовь не безответна.

Всё оказалось так, как я предполагал. И вскоре я вместе с молодой женой – в сельском совете нас зарегистрировали без всяких препятствий – оказался в своей воинской части.

До самой демобилизации моя жена была верным спутником, деля со мной все тяготы и лишения походной жизни без малого три года. После того, как я отслужил положенный мне срок, я вместе с женой вернулся домой, в свою деревню. Однако возвращались мы не вдвоем, а втроем – у нас на руках уже была первая дочка.

Возвращению отчасти способствовала также моя болезнь. Если бы не болезнь, мне пришлось бы участвовать в подавлении восставших крестьян тамбовщины…

Все эти мысли не давали мне покоя. Я с трудом справлялся с воспоминаниями, захватившими меня.

Вскоре, нас с Николаем Ивановичем поместили в карцер в третий раз. Правда, перед этим целые сутки нас никто не беспокоил: ни следователи, ни даже уголовники-сокамерники. Но ровно через сутки мы были вызваны на очередные допросы-пытки.

Следователь был тот же, вежливый и внимательный, но после того, как мы оба отказались оговаривать себя и практически на все вопросы следователя не дали нужного для него ответа, нас отправили в карцер. Вначале там оказался Николай Иванович, а потом к нему запихнули и меня. Следователь оказался очень вежливым!

В карцере мы пробыли в этот раз довольно долго. Как всегда, тесное помещение мы использовали для разговоров. Однако беседовать было крайне тяжело. Нашему разговору очень мешало отсутствие нормального воздуха, сырость, теснота, а также не хватало сил – тела наши были истерзаны. Голод тоже давал о себе знать.

Но учитель, Николай Иванович, как всегда, оказался на высоте. Очень многое мне поведал. Я по-новому осмысливал события, которые происходили в стране. Но постепенно наш разговорный пыл начал затухать. Силы, последние наши силы, забирал этот страшный карцер.

Когда дверь карцера открылась, мы оба находились почти без сознания. Так что надзирателям пришлось самим тащить нас по коридору и впихивать уже в другую камеру. Надзиратели, захлопнув дверь, ушли, а мы остались лежать на полу. Как нам потом объяснили сокамерники, это они подняли нас и уложили на нары. Всего в камере вместе с нами было четверо арестованных. Это было необычно – такая просторная камера. Что нас ждёт в дальнейшем? Кто эти двое?