Либидо с кукушкой. Психоанализ для избранных - Василий Чибисов

Начало анализа W примерно совпало с последними сеансами Икара. Поэтому метроном так и стоял на столике. Другие клиенты особого интереса к агрегату не проявляли. Но W без лишних раздумий передвинул столик к своему креслу и несколько раз за сессию включал метроном. Он устанавливал произвольный ритм, запускал метроном и через несколько щелчков выключал. Могло показаться, что W использует метроном, чтобы успокоиться и собраться с мыслями.

Однако вскоре мы заметили, что короткая последовательность щелчков вызывает у W перепад настроения и хорошо скрываемую вспышку агрессии. Речь приобретает характерную чеканку, имена определенных людей произносятся с нажимом. Взгляд, обычно направленный в сторону, сменяется кратким прямым зрительным контактом: клиент как бы проверяет наличие аналитика и готовность последнего выдержать взгляд.

Вы прекрасно знаете, что для каждого клиента мы словно выстраиваем психоаналитическую теорию и технику заново. Не с нуля, не с чистого листа, а именно заново, попутно прислушиваясь к себе. Что там с контрпереносом, нарциссизмом, бессознательным манипулированием, профессиональной паранойей? Поэтому немедленная попытка повторить успех Икара исключалась. Если клиент так реагировал на короткую последовательность щелчков, как повлияла бы на него еще и смена ритма?

Но одна возможность для эксперимента все же была. Передвинуть грузик перед началом сеанса. Тем самым мы смогли проверить, насколько для клиента важен конкретный ритм. Оказалось, что совершенно не важен. Перепад настроения, быстро подавляемая вспышка гнева, элементы немой речи – картина была одна и та же для разных частот. Сам клиент если и перемещал грузик, то не глядя, в некоторое случайное положение.

По поводу случайности. Этим словом нельзя бросаться. Поэтому поясним. Перед началом сеанса и по его завершении мы записывали положения грузика. На метрономах есть такая шкала с цифрами, специально для музыкантов, показывает число ударов в минуту. Очень удобно. Так вот, положения грузика после его перемещения клиентом хорошо укладывались в нормальное распределение. Среднее значение примерно совпадало с серединой метрономной шкалы (120 ударов в минуту).

Вы можете спросить: почему нормальное распределение более случайно, чем равномерное (рис 2.1)? С физической точки зрения именно гауссова кривая описывает большинство случайных процессов. Чем дальше от «колокола», тем больше подозрений, что эксперимент поставлен в слишком идеальных условиях.

Равномерное распределение на гауссиану слабо похоже. И неудивительно – оно достигается, когда кто-то заранее позаботился об уравнивании случайных исходов между собой. Например, изготовил симметричный кубик (выпадение каждой грани равновероятно) или подрубил генератор случайных чисел. В общем, равномерное распределение – это нечто математическое, нормальное – нечто физическое.

Так что, если бы W перемещал грузик равномерно по шкале метронома, это могло вызвать дополнительные вопросы. Возможно, клиент бессознательно «сканирует» свою психику, проверяя ее отклик на разные частоты.

Нормальное же распределение имеет простую физическую интерпретацию – нам удобнее поставить груз в середину. Мозг действительно стремится к симметрии, потому что симметричные конфигурации – это почти всегда минимум потенциальной энергии. Но мы помним (σ-2), что наша нейронная сеть наполнена шумами. Так что поддерживать строгую симметрию мозгу тоже напряжно. Как следствие, возникают случайные отклонения от среднего. Вероятность малых отклонений выше, вероятность больших отклонений ниже, но не нулевая. Настроение боевое, захотелось не сесть, а резко плюхнуться в кресло, выкинув подушку-валик для шеи. И грузик от больших щедрот передвинуть сразу на край шкалы. Бывает такое? Бывает. Но редко. Но бывает.

Итак, перепад настроения и вспышка гнева от частоты щелчков не зависели. А как обстояли дела с количеством щелчков? В среднем за одну итерацию (то есть за один заход) клиент позволял метроному совершить в среднем шесть щелчков. Если точнее, то 6 ± 1. Не пугайтесь. Эта запись означает лишь, что две трети результатов попали между 5 и 7. За пределы отрезка от 4 до 8 не вышел почти никто.

На третьем-четвертом щелчке W демонстрировал подавленную реакцию гнева: соответствующая мимика, подергивание головы, гипертонус плечевых и шейных мышц, сжатые кулаки. В первый раз это удалось заметить, когда метроном щелкал достаточно медленно (50 ударов в минуту). Внимательные наблюдения позволили зафиксировать тот же эффект и при более быстрых щелчках.

На последнем щелчке W удавалось овладеть собой, после чего он поспешно выключал метроном. Меньше минуты он отдыхал, полностью откинув голову и постепенно расслабляя мышцы плечевого пояса.

Все это очень сильно напоминает опыты Вильгельма Вундта. Он включал метроном и прямо спрашивал у испытуемых, что те ощущают при прослушивании щелчков. Ученого интересовало, при каких условиях субъект воспринимает группу щелчков как единое целое и насколько трудно удерживать такие группы в памяти. Для этого испытуемого просили просто слушать, но не считать щелчки. Метроном отщелкивал несколько раз, делалась небольшая пауза, отщелкивание повторялось столько же раз, снова пауза… Затем испытуемый должен был вспомнить, сколько щелчков было в одной группе. Этот показатель Вундт назвал объемом памяти.

Здесь хотелось бы почтить светлую память Валерия Викторовича Петухова. В своих лекциях по общей психологии он часто напоминал слушателям, что средний объем внимания – семь элементов (плюс-минус два). И добавлял: это то количество элементов, по которому можно распознать целое. Если элементов больше, то их ряд не воспринимается как целое, сливается с другими элементами.

Для нашего клиента этим целым являлся подавленный акт гнева. Серия щелчков заставляла психику проходить один оборот цикла смены состояний. Но мы, как и Вундт, будем подходить к вопросам сознания диалектически. Там, где была проявлена целостность, должна была быть и дискретность. Не просто возможность разделения на части. Тут-то все очевидно – щелчки и так разделяются объективными паузами. А эффект, который появляется в результате разделения. Если запустить метроном (не делая искусственных пауз) и попросить субъекта мысленно сгруппировать щелчки, то это потребует определенного внимания. Чем больше группа, тем труднее.

Познавательно, не правдо ли? Но на этом мы прощаемся с Вильгельмом Вундтом. Его щелчки – это ряд однородных, равнозначных стимулов, за которыми нет дополнительного скрытого содержания. Они вызывают у всех примерно одинаковую реакцию, которая обусловлена универсальными свойствами сознания. Для нашего W щелчки были неравнозначны. Богатая эмоциональная реакция указывала, что в игру вступало бессознательное. А Вундт все-таки занимался сознанием.

Какая же личная история скрывалась за бессознательной реакцией на щелчки? Может, течение времени доставляло ему неудовольствие, как и Икару? Скорее наоборот. Мы помним, что клиент использовал время как средство психической защиты, чтобы оттащить аффект от эмоционально значимых событий. Агрессия – это аффект в чистом виде, который у W проявлялся очень отчетливо. Вытеснения или отрицания тоже не было. Какое уж тут вытеснение, если человек может спокойно рассуждать о своей злости, об оттенках гнева и о возможных последствиях несовладания с собой? Психика клиента быстро отслеживала возможный прорыв агрессии, – и клиент оперативно выключал метроном.