Ангелочек - Мари-Бернадетт Дюпюи

«Я плакал, никого не стесняясь, — вспоминал Огюстен. — Соседка твердила, что повитуха, несмотря на свою молодость, очень опытная, но она не могла ничего сделать, чтобы спасти Сюзанну. Она говорила, что я должен подождать, что меня позовут проститься с моей бедной сестрой. Потом я услышал легкие шаги на лестнице и передо мной предстала красавица, похожая на ангела. Но лицо ее было искажено мукой, а белый передник был весь забрызган кровью. Это была ты, Адриена, с глазами, полными сострадания ко всем нам. Ты сказала, чтобы я быстро поднялся наверх, поскольку умирающая Сюзанна хочет меня видеть».

Огюстен печально вздохнул и встал. Он страстно любил свою жену и первое время после свадьбы надеялся, что она оставит свое ремесло. Но тщетно.

«Адриена, я никогда не мог обладать тобой в полной мере. Я стоял после всех этих женщин, которым ты помогала освобождаться от созревшего плода и днем и ночью. Сколько раз я седлал для тебя ослицу… Даже в лютый мороз ты оставалась подле своих пациенток столько, сколько считала необходимым».

Сапожник мысленно разговаривал с покойной женой. Анжелина ушла в свою комнату и закрыла дверь на ключ. Это были ее владения, ее убежище. Лубе жили скромно, но правила гигиены соблюдали неукоснительно, дом содержали в порядке. В углу комнаты молодой женщины стояла жаровня, и в отсутствие дочери отец всегда поддерживал огонь. Обстановка состояла из кровати с балдахином, массивного кованого сундука, стола, соломенного стула и небольшого буфета из черешневого дерева.

«С какой охотой я бы сейчас легла! — думала Анжелина, снимая юбку, подол которой был мокрым и забрызганным глиной. — Но я должна что-то решить с собакой».

Овчарка следовала за Анжелиной. Та пыталась отогнать ее, приказывала вернуться домой, но собака не слушалась или же чувствовала по голосу, что молодая женщина хочет прямо противоположного.

«Какая же я глупая! — думала Анжелина. — В Бьере я заявила, что это моя собака. Значит, я не хотела с ней расставаться. И она это поняла. Я не думала, что собаки такие умные!»

При свете небольшой керосиновой лампы Анжелина тщательно помылась. Она потеряла много крови, все ее белье было испачкано.

«Мне надо отдохнуть, я очень устала. Мама говорила, что, бывало, женщины не вставали с постели дней сорок. Конечно, богатые знатные дамы так и поступали, но простолюдинки не могли позволить себе ничего подобного. А вдруг ночью у меня откроется кровотечение?! Если я засну и не проснусь утром, отец найдет меня в луже крови… Пресвятая Дева, помоги мне!»

Анжелина нервно ощупала живот, проверяя тонус матки.

— Похоже, все в порядке, — успокоила она себя.

Дрожа от переживаний, Анжелина сделала новую прокладку из куска ткани. Затем она надела домашнее хлопчатобумажное платье.

— Вот теперь мне лучше!

Но все же Анжелина не спешила спускаться в кухню, где отец уже накрывал на стол.

«Анри, сыночек мой любимый, ты так далеко от меня! — сетовала она в полной тишине. — Может быть, ты плачешь или тебе холодно! Эвлалия не станет носить тебя на руках, как я, ты не сможешь ощутить тепло материнского тела».

Образ ребенка, припавшего к груди кормилицы, стоял у Анжелины перед глазами. Она с трудом смогла сдержать крик отчаяния. Она хотела, чтобы ее сын был здесь, рядом с ней. Он такой красивый, такой нежный, такой уязвимый…

— Нет! Нет! Я не могу оставить его у этих женщин! Завтра же заберу его и уеду с ним в Испанию. Там я наймусь служанкой на какую-нибудь ферму и не расстанусь с ним. Если надо, я привяжу его к спине, как это делают цыганки. Я буду много работать, буду зарабатывать на хлеб.

Анжелина уткнулась лицом в колени… Нет, это всего лишь безумная мечта обезумевшей матери.

— Анжелина! — позвал дочь сапожник. — Суп на столе! Я слышу, как ты разговариваешь сама с собой! Что такое?

Анжелина быстро накинула на плечи шерстяную шаль и стала спускаться по лестнице. Потом прошла несколько шагов по темному холодному коридору до двери, ведущей в кухню.

На этот раз отец, увидев дочь, улыбнулся. Анжелина поспешила сесть перед дымящейся тарелкой.

— Благодарю тебя, папа, за ужин, — просто сказала Анжелина.

— А благословение? — удивился Огюстен. — С каких это пор ты благодаришь меня прежде, чем Господа Бога?

— Но ведь не Господь Бог сварил этот суп! — возразила Анжелина. — И не он обработал наш клочок земли и посадил овощи. Этим ужином я обязана тебе, папа.

— О, да ты еретичка! — проворчал Огюстен. — Если ты разуверилась, не вспоминай в моменты грусти ни Пресвятую Деву, ни Иисуса. Я не узнаю тебя, Анжелина!

Он сел за стол и, закрыв глаза и сложив руки, начал читать молитву. Анжелина вызывающе смотрела на отца. Огюстену Лубе было пятьдесят два года. У него были седые волосы, низкий лоб, нос с горбинкой. Он никогда не считался красивым, но в молодости пухлые губы и голубые глаза делали его привлекательным.

— Отец, ты закончил? Можно есть? — с иронией спросила Анжелина, давая выход раздражению.

— После той злой шутки, что ты сыграла со мной, могла бы вести себя более скромно! — рассердился отец. — Какая муха тебя укусила?

— Не муха, а овчарка, — наконец решилась Анжелина. — Она в конюшне вместе с ослицей. Собака шла за мной от самого Бьера. Я не смогла от нее отделаться. К тому же ее присутствие придавало мне уверенности. Не сомневаюсь, что она бросилась бы на помощь, повстречай я злых людей. Отец, я хочу ее оставить.

Сапожник с недоумением смотрел на дочь. Минутой позже он стукнул кулаком по столу.

— Собака, овчарка! — закричал Огюстен. — Да ты лишилась разума, дочь моя! Чем ты собираешься ее кормить?

— Я все решила. Она будет есть хлебные корки и кусочки сыра. Я попрошу мадемуазель Жерсанду отдавать нам остатки еды. Она не откажет мне.

Анжелина пристально смотрела на отца. Он выдержал ее взгляд, качая головой. В глубине души он всегда восхищался удивительной красотой своей дочери. Сейчас она казалась какой-то другой, такой хрупкой в ореоле своих роскошных рыжеватых волос. Лиловые глаза казались более светлыми, а веки — темными.

— Нет, завтра утром ты прогонишь собаку! — решительно сказал Огюстен. — Я терплю присутствие кошки, которую ты приютила, только потому, что она избавила нас от мышей, но собака… Она нам не нужна.

— В любом случае она не уйдет, — пожала плечами Анжелина. — Я могу прогнать ее со двора, но она уляжется на улице. Она уже выбрала меня.

— Боже мой! Сколько глупостей мне пришлось выслушать сегодня вечером! Хорошо, после ужина покажешь свою собаку.

На губах Анжелины заиграла победная улыбка. Отец всегда уступал ей! У Огюстена Лубе, человека несдержанного и неукоснительно соблюдающего правила приличия, была одна слабость: его единственная дочь. Он лелеял ее, ведь сыновья умерли в младенческом возрасте, а жену он потерял прошлой осенью.