Глаза зверя - Фридрих Незнанский

— Оставь себе. Отдашь его той девушке, которую полюбишь.

Сулейман кивнул и спрятал цепочку в карман.

— А теперь — иди. Моя практика скоро кончится. Наверно, я больше никогда не буду работать в этой школе. Возможно, это к лучшему.

Предложение поиграть за команду «Фортуна» из немецкого города Дюссельдорфа застало Сулеймана врасплох. Менеджер, сделавший Табееву-младшему это выгодное предложение, был настойчив, но не напорист. Он понимал, как сложно пареньку из Казани, не выезжавшему никуда дальше Москвы (да и Москву-то Сулейман увидел лишь благодаря благотворительной экскурсии в одиннадцатом классе), решиться на переезд в другую страну.

— Сулейман, я не хочу на тебя давить, — говорил менеджер. — Ты очень хорошо играешь, с этим никто не будет спорить. На поле ты настоящий мужчина, но в жизни, извини, сущий ребенок. Надеюсь, я не обидел тебя таким оборотом?

— Нет, герр Александр. Нисколько. Я давно привык, что все считают меня пацаном. Я выгляжу моложе своего возраста, и с этим ничего не поделаешь.

Менеджер улыбнулся и покачал головой:

— Дело не в том, как ты выглядишь, Сулейман. Я говорю о том, что ты судишь детскими категориями. Мать, отец и дом тебе дороже всего остального мира.

— А разве у вас не так? — удивился Сулейман. — Я думал, что любить родителей и родину — это общее правило для всех людей, включая и вас, немцев.

Улыбка менеджера стала задумчивой.

— Ты прав, конечно. Я, наверное, не так выразился, хотя… Видишь ли, Сулейман, я хочу сказать тебе, что нельзя любить родину по-настоящему, не повидав другого мира. Вот если ты поживешь немного за границей, вкусишь удовольствия цивилизованного мира, а после этого тебя вновь с огромной силой потянет домой, вот тогда ты и впрямь полюбишь все то, о чем мы говорим. И чувства твои будут не чувствами ребенка, но чувствами взрослого мужчины.

— Значит, вы считаете, что я должен пожить немного там?

— Именно, — кивнул менеджер. — Поэтому я приглашаю тебя к себе в Дюссельдорф. Твой тренер не возражает. Поживешь месяцок, посмотришь на город, на людей. Считай это чем-то вроде небольшой экскурсии.

— Что ж… — Сулейман раздумчиво почесал пальцем пробивающуюся на подбородке щетину. — Если на экскурсию, то я, пожалуй, согласен. Но только на месяц.

…Новая жизнь понравилась Сулейману сразу. Он даже не думал, что в Германии будет так хорошо. Первое, что сделал Александр, это повел его в уютный пивной кабачок, где Табеев-младший впервые в жизни по-настоящему напился. Состояние опьянения вызвало в душе Сулеймана настоящий восторг. Он с удовольствием размахивал кружкой и мычал в такт веселым песням, которые распевали очкастые пьяные немцы в белых рубашках и галстуках. Немцы хлопали Сулеймана по плечу и говорили ему: «Гут! Гут!»

Язык, на котором пелись эти песни, тоже понравился Сулейману. В нем была какая-то бешеная, картавая сила. Эти песни сами пьянили не хуже пива, им хотелось подпевать.

— Отличные ребята! — блаженно улыбаясь, сообщил менеджеру Сулейман. — А кто они такие, футболисты?

— Менеджеры, — объяснил Табееву-младшему герр Александр. — Они часто собираются здесь после рабочего дня, чтобы снять стресс кружкой пива.

— Я считаю, это хорошая традиция, — одобрил Сулейман. — Жаль, что нам не разрешают.

Менеджер ничего не ответил, лишь улыбнулся и похлопал Сулеймана по плечу.

На следующий вечер Александр повел Сулеймана в ночной клуб. Здесь Табееву-младшему понравилось еще больше. В зале царили веселье и раскрепощенность. Ритмичная, зажигательная музыка, танцы, пиво и виски — все это вскружило Сулейману голову. Прыгнув в круг танцующих девушек, он сорвал с себя рубашку и принялся размахивать ею над головой.

— О!

— Гут!

— Я!

Девушки смеялись, глядя на замысловатые па, которые он выделывал длинными, тренированными ногами.

Чтобы угодить им еще больше, Сулейман принялся расстегивать ремень, чем вызвал целый взрыв восторженного хохота, однако Александр, вклинившись между танцующими, взял его за плечо и вырвал из центра круга.

— Что такое?! — возмутился Сулейман. — Чего тебе надо?!

— Успокойся, — твердо и спокойно сказал Александр. — Ты хорошо повеселился, мой друг, но пора и честь знать. На сегодня хватит, мы едем домой.

Твердостью и безапелляционностью голоса герр Александр напомнил Сулейману тренера. Многолетняя привычка повиноваться тренеру взяла свое, и Сулейман не стал возражать. Он бросил последний тоскливый взгляд на танцующих блондинок, машущих ему руками, вздохнул и кивнул:

— Как скажете, герр Александр. Домой так домой.

Третий и четвертый вечера прошли не менее весело,

чем первый и второй. А на пятый Александр привел Сулеймана в бар, витрина которого была подсвечена красным цветом, а ветвящиеся неоновые полоски в названии бара складывались в обнаженную женскую фигуру.

— Что это? — спросил Сулейман.

Герр Александр похлопал его по плечу и сказал:

— Пойдем-пойдем.

Увидев небольшой помост с металлическим шестом посередине, Сулейман подумал, что это сцена и что сейчас на нее выйдет какая-нибудь рок-группа, как это было в «Шурале», единственном баре, в котором удалось побывать Сулейману до того, как он приехал в Германию. Непонятно было только, для чего здесь шест.

Вскоре заиграла музыка, и на помост поднялась красивая блондинка в туфлях на прозрачной платформе и каком-то странном, сексапильном серебристом халатике. Едва она коснулась рукой шеста, как Сулейман все понял. Это стриптиз.

Девушка принялась извиваться вокруг шеста, эротично выгибая тело и задирая стройные ноги, как балерина или гимнастка. Красный и желтый прожекторы попеременно освещали ее гибкое тело. Двигаясь в такт музыке, девушка сняла серебристый халатик и осталась в одном нижнем белье, красивее такого Сулейман в жизни не видел. Забыв про пиво и соленые сухарики, которые стояли на столе, Табеев-младший всем телом подался вперед. Глаза его горели лихорадочным огнем, рот шевелился в такт музыке, на губах застыла блаженная улыбка. Герр Александр заметил это и покровительственно улыбнулся.

— Что, брат, зацепило? — весело спросил он. — Погоди, то ли еще будет!

Через несколько минут, оставшись в одних трусиках цвета морской волны, блондинка прижала ладони к голой груди, спустилась с помоста и принялась в такт музыке прохаживаться по залу. Остановившись возле столика, за которым сидели Табеев и Александр, она улыбнулась Сулейману и принялась выделывать такое, от чего у бедного футболиста мигом вспотели ладони.

Однако герр Александр не растерялся. Он достал из бумажника банкноту и засунул ее прямо в голубые, блестящие трусики полуобнаженной красавицы, что-то проворковав ей по-немецки. В ответ красавица убрала ладони с груди, наклонилась и, выгнув спину и ослепительно улыбаясь, повела сосками прямо перед лицом Сулеймана. После чего снова выпрямилась и, залившись смехом, двинулась к другому столику.