Напарник - Сергей Кулаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Роман вздохнул.
– Иду.
Он поднялся, шагнул к двери, но в последний миг обернулся, точно что-то позабыв.
– А…
– После поговорим, – сурово отсек подполковник. – Вперед.
Роман кивнул и, как в пыточную, вошел в кабинет:
– Разрешите, товарищ генерал?
Дверь позади него тихонько щелкнула. Дубинин всегда знал, как в какой ситуации следует поступать.
– Проходите, капитан, – прокатился по кабинету генеральский бас Слепцова.
Роман сделал несколько шагов вперед, остановился у стола. Начальник отдела генерал Слепцов, сверкая золотом очков, наград и вставных зубов, с отеческой теплотой смотрел на него.
Что зубы сверкают – это значит, улыбается, дошло до Романа. Ибо демонстрировать свое советское прошлое подобным образом Слепцов не очень любил и улыбался разве что на приеме у начальства, да и то если это ему ничем не грозило. Принимая же подчиненных, и в частности капитана Морозова, Слепцов не улыбался никогда, и оттого его оскал показался сейчас Роману особенно зловещим.
– Садитесь, капитан, – спрятав пока зубное золото, приказал Слепцов.
Роман кивнул, сел на стул.
– Поздравляю вас с отлично выполненным заданием, – пророкотал генерал. – И с орденом. С этим, как его…
Он заглянул в бумажку.
– Звезда Карабобо. Интересное название, хе-хе!
– Да, – выдавил Роман.
Слепцов помолчал, барабаня пальцами по столу.
– Я там доклад не успел написать, – вспомнил Роман.
– Ничего, – махнул пухлой ладонью Слепцов. – Это подождет.
Он покосился на Романа:
– Выглядите, в общем, неплохо. Я знаю, вам там несладко пришлось. Но, вижу, венесуэльские товарищи сделали все, чтобы вернуть вас в форму.
Роман глянул на генерала. Издевается, что ли?
Нет, Слепцов смотрел спокойно, изучающе, золото оправы поблескивало без намека на двусмысленность.
«Вряд ли он знает, – подумал Роман, – чем я там занимался последние три дня. В отчете я это на всякий случай указывать не буду, так что пусть считает, что я провалялся в больнице».
– Да, – кивнул он, – обо мне хорошо заботились.
– Ну, и отлично, – сказал Слепцов. – Стало быть, для нового задания вы готовы.
«Не готов!» – едва не выкрикнул Роман.
Но промолчал, зная, что выкрики его произведут впечатление не большее, чем жужжание мухи. То есть раздражение вызовут, но с курса не собьют.
– Я понимаю, – продолжил Слепцов, истолковав молчание Романа как несомненный знак согласия, – вам не очень-то хочется встречаться с…
Тут даже он замялся, ибо тема Крохина была для него куда более болезненна, чем для Романа. Тот, по крайней мере, просто сражался с ненавистным противником. Этот же, потеряв приемного сына, затем отдав приказ на его ликвидацию, затем убедившись, что тот по-прежнему жив и по-прежнему строит козни, должен был, наверное, испытывать весьма противоречивые чувства. В истории разведки есть немало случаев, когда агент, казавшийся образцом патриотизма, вдруг перевербовывался на вражескую сторону, а то и на две сразу. Профессионалы разведки всегда готовы к подобным метаморфозам, хотя и они частенько бывали застигнуты врасплох. Но то, что пережил Слепцов, узнав о предательстве Виктора, человека, которого он воспитал, которого любил и в которого верил, как в самого себя, Роман и вообразить себе не мог. И потому заминка в голосе генерала была ему хорошо понятна и вызывала симпатию.
«Все-таки старик не такой чурбан, каким кажется», – подумал он.
– С Крохиным, – твердо закончил Слепцов. – Но, исходя из полученных данных, у нас нет другого выхода. Он потребовал встречи именно с вами, и мы не можем это требование отклонить.
– Почему это? – проворчал Роман.
Слепцов удивленно посмотрел на него. Оправа его очков внезапно перестала излучать дружелюбие и зажглась холодным огоньком.
– Я вижу, вы, как всегда, невнимательно прочитали донесение, – чуть повысил голос он.
– Я внимательно прочитал донесение, – возразил Роман. – Тем более что речь там шла обо мне.
– И что же вам неясно?
– Мне неясно, почему по первому требованию какого-то негодяя мы должны немедленно пускаться перед ним в пляс. Или бегать на цыпочках, если угодно.
Слепцов внезапно вдвое увеличился в размерах. Это он надвинулся всей грудью на стол и расправил плечи, по-стариковски широкие в увенчанном золотыми погонами кителе.
– Вы что себе позволяете, капитан? – загремел он. – Не успели войти в кабинет, а уже качаете права?
– Я не качаю права, – стараясь сохранять спокойствие, ответил Роман. – Я просто не понимаю, откуда подобный пиетет перед человеком, подлее которого я не встречал. Глядишь, он скоро потребует, чтобы все управление предстало перед ним в полном составе, и вы помчитесь исполнять его приказание.
– Перестаньте паясничать, – хлопнул тяжелой ладонью по столу Слепцов. – И имейте смелость признать, что вы просто боитесь встречи с ним.
– А и смелости никакой не надо, – разозлился Роман. – И так понятно, что Крохин затеял какую-то гнусную авантюру. А я ему нужен, чтобы посчитаться за прошлые провалы. То есть я буду при нем вроде заложника, от которого он постарается избавиться при первой же возможности.
– Это хорошо, что вы мыслите логично, – внезапно успокоившись, кивнул Слепцов. – Признаться, и я подумал о том же.
– О чем? – ощерился Роман. – О том, что он постарается избавиться от меня?
– О том, что он затеял какую-то авантюру, – сказал Слепцов. – Наверняка за его арестом что-то стоит. Вам не кажется, что его как-то слишком легко взяли?
– Это вы об успешном аресте, произведенном Интерполом? – остывая, усмехнулся Роман.
– Да.
– Понятно, что он сдался сам. И его саморазоблачение только подтверждает эту версию.
– Но он говорит о готовящемся теракте. Как бы там ни было, а эта информация заслуживает того, чтобы ее проверили. Пускай там Крохин что-то затеял, да и наверняка что-то затеял. Но, капитан, согласитесь: мы не можем отказать в помощи нашим немецким коллегам. Ведь речь идет о жизни невинных людей.
Роман помолчал, глядя в сторону. Можно подумать, он перед кем-то провинился!
– В конце концов, – с нажимом добавил Слепцов, – если мы откажем, пострадает престиж нашего управления и всей страны в целом.
– Вот на это он и рассчитывает, – с досадой сказал Роман. – Он знает, что мы не рискнем отказать немцам, поскольку те не преминут поднять шум на весь мир о бессердечии русских.
– Вот именно, – кивнул Слепцов. – Теперь вы понимаете, что у нас просто нет выхода?