Ра - Тур Хейердал

Индейцы поглядывали, щурясь, на солнечный диск, который едва просвечивал сквозь плотный полог стеблей над нами. Они думали о долгом пути домой, и двое из них, отойдя от лужи, начали срезать своими секачами самые длинные стебли. Тем временем мы прилегли на траву отдохнуть.

Поучительный поход! Ведь я, подобно другим ученым, думал, что для индейцев сери было естественно строить лодки из камыша. Считал, что в Сонорской пустыне не хватало древесины, зато камыша в приморье видимо-невидимо. А выходит совсем другое. Индейцы сери делали такие лодки вовсе не потому, что камыш был у них под рукой. Вон куда им пришлось забираться, на гору на далеком острове, чтобы по берегам родника высадить растение, стебли которого служили материалом для лодок. Видно, строительство камышовых лодок было в племени давней традицией, собственной или заимствованной извне. Без этого зачем им ходить сюда за камышом, они вполне могли делать каркасы для лодок из веток железного дерева и обтягивать их кожей. Тюленьи шкуры превосходный материал для лодки, а на южном, скалистом берегу Акульего острова тюленей видимо-невидимо. Кто-то другой, пришедший из области, где было много камыша, надоумил индейцев сери строить камышовые лодки. Кто?

Мы пошли вниз; четверо индейцев – впереди, каждый с кипой камыша на плече, за ними остальные, неся штативы и киноаппаратуру. Спускаясь по каменистому склону, я то и дело замечал оброненные индейцами стебли. Внизу наши проводники разбрелись, а затем мы почему-то оказались впереди. Чтобы не заблудиться, я отыскал наши старые следы и зашагал по ним, выписывая зигзаги. Индейцы упорно шли сзади, ссылаясь на тяжелую ношу, хотя мне показалось, что охапки уже стали меньше...

День подошел к концу, когда мы отыскали лодку. Зная, что после захода солнца увидим костры на Пунта-Хуэка, мы терпеливо ждали четверку индейцев. А вот и они тишком вышли на берег. Последним, смущенно улыбаясь, брел Чучу, неся на плече 3 (три) стебля камыша. Остальные ничего не несли.

– Мучо травахо, – пробормотал один из индейцев. Другой одобрительно кивнул и вытер лицо косичкой. Чучу осторожно положил в лодку свои три стебля. Каитано, четвертый индеец, уже сидел в лодке и ждал, когда его повезут домой.

Мои мексиканские друзья были страшно огорчены и откровенно возмущались. Три стебля – итог целого дня голодного странствия по безводному острову. Мы-то рассчитывали найти камыш на самом берегу. Но я отчасти был даже доволен. Из трех камышинок не свяжешь лодки, зато они рассказали мне кое-что поважней. Я узнал, что не в Сонорской пустыне надо искать родину камышовых лодок.

Старики обрушили град насмешек на Чучу и его помощников, когда он сбросил свой груз на землю около лачуги. Особенно негодовала одна голосистая древняя бабуся. Отведя душу, она доковыляла до своей лачуги и что-то крикнула, стоя лицом к двери. Через минуту на пороге показался дряхлый слепец в синих очках. Подчиняясь властной супруге, он нехотя вышел, разогнул спину, и мы поняли, что некогда это был статный богатырь с красивым лицом. Индейцы сери выделяются среди других племен Мексики; после первой встречи с жителями Акульего острова испанцы описывали их как великанов.

Старик со старухой зашли за лачугу – здесь, на куче мусора, лежала камышовая лодка! Похожие на бамбук тонкие стебли посерели от старости, от них осталась почти одна труха, веревки сгнили, но лодка еще сохраняла свою форму. Мы помогли отнести ее к двери: старик решил показать, что настоящий сын племени сери умеет вязать аскам. Нам объяснили, что этот ветеран – бывший вождь племени.

На другой день он на рассвете приступил к работе, вооружившись веревкой собственного изготовления и длинной деревянной иглой, отполированной долгим употреблением. Этой иглой слепец ощупью сшил свою лодку заново, придав изящный изгиб поникшему носу. Это ли не удача – мусорная куча подарила нам то самое, ради чего мы сюда добирались.

Последнюю камышовую лодку племени сери, – а то и всей Мексики, – отнесли к заливу. Каитано с сыном, захватив весла и деревянное копье с веревкой, вскочили на нее и уселись поудобнее. Оба умели обращаться с веслами, и смуглые спины с черными косицами быстро исчезли вдали. Когда длинная, узкая лодка вернулась, между гребцами лежала, размахивая ластами, здоровенная морская черепаха. Сухой, прелый камыш пропитался водой, и мелкие волны захлестывали лодку, но она продолжала держаться на поверхности.

Итак, Мексика. Кто научил индейцев сери специфическому искусству вязать камышовые лодки? Кто-то из их многочисленных соседей. Некогда такие лодки окружали их со всех сторон, от инкской империи на юге до Калифорнии на севере, они были даже на озерах самой Мексики. Еще в начале прошлого века французский художник Л. Шори зарисовал трех индейцев с веслами на камышовой лодке у лесистого берега в гавани Сан-Франциско. Лодки из камыша были известны в восьми штатах Мексики.

С грустью я смотрел, как улов Каитано отнесли в черепаший садок, а последнюю аскам индейцев сери отправили на свалку за лачугой бывшего вождя. Там она и осталась, знаменуя конец последней главы в ненаписанной книге о безвозвратно забытой истории камышовых лодок Средней Америки.

Африка... У какого еще материка такое живописное имя! Слышишь его, и сразу представляется край: зеленая стена тропического леса, огромные листья, они раздвигаются, и в кадр входит караван, статные африканцы с ношей на голове. Плавными скачками пересекают экран жирафы и павианы. Рокочут тамтамы. Рыкают львы. Я никогда не бывал в глубине Африки, видел ее как бы через иллюминатор, сидя в темном зале кино, да засушенной между переплетами книг.

И вот я сам очутился в Африке. В сердце Центральной Африки. Маленький номер гостиницы в Форт-Лами – столице республики Чад. Предельно далеко от океана. Этакий парадокс, ведь мой приезд сюда – первый этап в подготовке задуманного мной плавания через Атлантику на лодке древнего типа. А какая здесь вода, только тихая река. Вон она, из окна видно. Зеленые берега, красная глина отмелей, бурый поток. Солнце играло свои цветовые гаммы. Мокрые рыбаки с черно-лаковой кожей тянули сеть, стоя по колено в воде; ловушки для рыбы были сделаны из воткнутых в дно тонких пластин бамбука.

Накануне я видел на отмели выше по течению семерку ленивых бегемотов. Здесь, около столицы, они охраняются законом. Крокодилы почти истреблены, так как их кожа шла на экспорт. Вот уже полгода, с конца дождевого сезона, не выпадало дождей, и река обмелела настолько, что сейчас по ней ходили только плоскодонные долбленки.

Мерно течет на север рожденная в лесах Шари, но ее тихие воды не доходят до океана. Выйдя из необозримых дебрей на юге, река пересекает саванну и полупустыню и вливается у южных рубежей Сахары в обширное озеро Чад. А тут зной такой, что вода испаряется так же быстро, как прибывает. Разные реки впадают в Чад, а стока нет, из озера воде путь один – вверх, к безоблачному голубому небосводу, который жадно впитывает незримые испарения.