Ах, Мишель, Мишель!.. - Натали де Рамон

И долго-долго и очень нежно целовал мои губы, едва касаясь их своим ртом, как будто лишь осторожно дышал на них.

Потом бережно взял меня на руки и понес в спальню. Но я чувствовала, как он весь пышет жаром и дрожит по-прежнему.

— Что с тобой, милый?

— Все хорошо, Полин. — Он уложил меня в постель, укрыл одеялом и, отступив на шаг, стал любоваться, как художник любуется картиной. Но по бледному лицу блуждали багровые пятна.

— Да, мой родной, это было восхитительно, — прошептала я, испытывая к мужу невероятную нежность. — Но у тебя, случайно, не поднялось давление?

— Что ты сказала? — Он наклонился ко мне, обдав жаром. — Не слышу?

— С тобой все в порядке? Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, хорошо! Спи! Я сейчас.

И скрылся в ванной.

Но уснуть я не смогла. Я лежала и прислушивалась к звукам воды. По-моему, прошла целая вечность. За окном сделалось совсем светло. Вылезать из постели не хотелось совершенно, но я все-таки пересилила себя и прошла в ванную.

Мишель стоял под душем. Улыбнулся и помахал мне рукой. На запястье были часы. Человек с часами под душем выглядит несколько забавно.

— Как ты? — спросила я.

— Все хорошо. Только не вздумай забраться ко мне.

Я потрогала воду. Ледяная, как и можно было предположить.

— Мишель, это глупо. Ты простудишься. — И попыталась открыть кран горячей воды.

— Уйди, Полин. — Он перехватил мою руку, и мы оба вздрогнули. — Пожалуйста. Мы оба слишком темпераментные люди.

— Ты считаешь это предосудительным на семнадцатом году брака и двадцатом году знакомства? — Другой рукой я провела по его животу.

— Прекрати, пожалуйста, — хохотнул он.

— Все, больше не буду. Давай вылезай. Нам нужно поговорить.

— Мы уже говорим.

— Мишель, я ложусь в клинику. — Он стоял под ледяным душем и все равно лукаво смотрел на меня. — Возможно надолго. Я договорилась с Эдит. — Потянувшись к горячему крану, муж повернул его. — Она поживет здесь и присмотрит за хозяйством.

— Полин, ты в своем уме?

— Послушай, а если мне придется провести там полгода? Как вы тут управитесь вдвоем? Два мужика!

— Мы не мужики, — деланно обиделся Мишель. Над ванной поднималось уже облако пара. — Мы — мужчины.

— Извините, мэтр. Тогда я вызову из Тура свою маму. Я сойду с ума, переживая, как вы тут будете одни.

— Мы не одни. Два раза в неделю приходит убираться мадам Сифиз. Можно попросить ее приходить чаще.

— А еда? Ты ведь даже плохо представляешь себе, где и какие покупать продукты.

— Мы с Селестеном будем питаться в кафе. Кроме того, у нас отличный итальянский ресторан за углом! А твоя Эдит совершенно не умеет готовить!

— Хорошо, ну а стирка? А постельное белье? А рубашки? Если за тобой не проследить, то ты неделю будешь ходить в одной и той же, не говоря уже о Селестене. А носки? Трусы?

— Кстати, Полин, о трусах. Принеси мне белье, через… — Мишель вытащил руку из облака пара и уставился на циферблат. — Через час десять мне уже пора быть в конторе!

Когда тебе за сорок, пусть совсем немного, бессонная ночь на фоне бурных переживаний и прерванного полового акта явно не добавляет бодрости и оптимизма мыслям, словам и поступкам.

С самого утра Мишель чувствовал себя дискомфортно: раздражительность, взбудораженность и сонливое безразличие одновременно. Он едва не захрапел на утренней встрече с адвокатами противной стороны. И обрадовался как ребенок, когда вдруг отменилось судебное заседание, назначенное на три дня. Он даже отпросился у патрона под каким-то банальным предлогом, чтобы поехать домой и спать, спать, спать…

Но тут позвонила дама с площади Виктора Гюго: дама де ля пляс-Виктор-Гюго или сокращенно — дама де ля пляс. Мишель старался даже мысленно не называть любовниц по именам с тех пор, как невзначай произнес имя самой первой в постели с Полин.

Он поехал на свидание. Хотя вполне мог бы этого и не делать. Во-первых, сегодня пятница — не их день, — обычно они встречаются по средам, если никто не занят, но в эту среду они были дружно заняты оба. А во-вторых, на следующей неделе, когда Полин ляжет в клинику, встречаться стало бы проще, но, Мишель усмехнулся, одновременно и сложнее. Надо же, как ловко жена убедила его в необходимости поселить Эдит у них в доме! Куда только девается его адвокатское красноречие, когда она начинает говорить и он видит, как двигаются ее губы — полные и совсем по-девичьи яркие. И как она чуть-чуть облизывает их, когда начинает волноваться. И эта тонкая голубоватая живая жилка на шее… Сколько раз он целовал ее, чувствуя биение пульса. И эта ее сокровенная родинка на лобке, трогательно спрятанная под нежными колечками волос. А какой чудесный, ласковый аромат у ее тела!

Мишель почувствовал, как по всему организму начал разливаться жар, а на лбу опять выступили капельки пота. Нет, нет, больше никаких игр с Полин! И вышвырнуть из дома все ее идиотские тренажеры! Должна же она родить ему дочь, в конце-то концов!

Конечно, сын — это очень хорошо, очень здорово. Он — наследник, продолжение фамилии. Но сын — это ты сам, только опять мальчишка, которому заново на протяжении десятков лет придется бороться за свое место под солнцем. А дочь… Дочь — совсем другое дело. Дочь — это твоя и только твоя собственная женщина. Маленькая сказочная принцесса, которая любит тебя не потому что ты, скажем, в ее вкусе или сумел как-то расположить к себе. А просто любит. Сразу, как только родится. Потому что она — твоя, твоя плоть и кровь, часть тебя. Но женщина!

Хорошо бы у Жульет были прямые длинные волосы, мечтал Мишель, застряв в пробке у Нового моста. Именно прямые, а не легкомысленные легкие кудряшки, как у Полин. И тяжелые. Да, прямые, длинные и тяжелые, как водопад по спине. Интересно, а у Жюльет тоже будет такой потрясающий, волнующий изгиб спины, как у Полин?..

Желание оказаться сейчас рядом с Полин и провести пальцами по желобку ее спины — ниже, ниже, к пояснице и ягодицам — накатило, как этот самый водопад. Да что за пропасть? Мишель вытер пот со лба, нажал на сцепление; автомобильная пробка начала потихоньку рассасываться, и все застоявшееся механическое стадо ринулось вперед, через мост.

Но ведь рано или поздно какой-то чужой парень тоже опешит и покроется потом при виде Жюльет? Конечно, очень не скоро, но это ужасно! А почему, собственно, ужасно? У Жюльет будет хороший парень, у его дочери просто не может быть плохого парня! И он поведет ее под венец. Под орган, по длинному проходу церкви, украшенной цветами и пестрящей яркими нарядами гостей. Вел же он под венец свою сестру Адель! Вместо отца…

Отец был категорически против венчания и свадьбы. «Глупые предрассудки и еще более глупая трата денег! Записались в мэрии и плодитесь, сколько не лень»… Адель была ужасно обижена. Еще бы! Это с сыном отец был не в меру суров и строг, а над обожаемой доченькой, что называется, трясся и не дышал. И вдруг такое! Конечно, Мишель помог сестре с ее парнем и деньгами, и участием. А отец даже не пришел в церковь и свою жену Анжел и не пустил. И года полтора не общался с Адель. Смягчился только, когда она назвала первенца Жеронимом — в его честь. Что это? Старческий каприз? Или… ревность?