Китай. История страны - Рейн Крюгер

К этому времени история Чжоу вошла в новую фазу. За прошедшие годы княжества постепенно эволюционировали в полностью развившиеся самостоятельные государства. Удельные князья раздобрели в условиях мира и стабильности, ушли с головой в местные проблемы и приобрели собственные сильные армии, всегда готовые собраться по их призыву. Дружеские узы, сформированные в огне завоеваний, остались в прошлом. Короче говоря, они приобрели еще большую независимость от царя, к которому все с большей неохотой присоединялись на войне и все менее охотно отдавали собранные налоги.

В такой ситуации, когда индивидуальные амбиции могли в любой момент разжечь внутренние разногласия, все зависело от способности верховного правителя сохранять единство царства и защищать его от внешних атак. Но система наследования — лотерея, которая разыгрывается в материнской утробе, и если хорошие, сильные и способные правители сдерживали сползание государства к дезинтеграции, плохие, слабые и глупые его ускоряли. И здесь еще раз подтвердилась мудрость и прозорливость великого Чжоу-гуна, поскольку, продолжая править из своей первоначальной западной столицы вместо Лои, чжоуские ваны оказались оторванными от своих «баронов» и в опасной близости к враждебным варварским племенам, наращивавшим давление с севера.

Эти люди были кочевниками. Они совершали набеги на земли Чжоу в долине Вэй из окружающих горных районов и, по сути, были частью сложного конгломерата рас, ассоциировавшихся со степями. Во всем многообразии исторических событий мало что так завораживает ум и в то же время вызывает замешательство, как история среднеазиатских кочевников. Известные под разными именами, в основном как хунну и монголы, они покидали обжитые места, если цивилизаторское влияние оседлого образа жизни, связанного с наступлением культурного земледелия, начинало их тяготить, и перекочевывали в любые места, куда бы ни заводила потребность в выпасе стад. Они в совершенстве владели искусством верховой езды, и летящие копыта их низкорослых лошадей, казалось, пробуждали дикий дух степей, заставлявший кочевников неистово мчаться вперед. На протяжении многих веков, даже в современные времена, их орды периодически вздымали свои знамена в разных концах Евразии, от тихоокеанского побережья до городов Венгрии; они угрожали Риму; при Атилле их рейд к берегам Балтики, по всей видимости, заставил германское племя англов переселиться на остров, большая часть которого теперь носит его имя. Некоторые из кочевников — конфедерации быстро кочующих кланов, приверженных радостям грабежей и убийств — оставили горькую память о своих ханах, таких как Чингисхан и Тамерлан. Обширный театр их боевых действий включал горы, равнины, внутренние моря, лесные массивы, оазисы и пустыни, где ни крайняя жара, ни лютый холод не могли подавить их неуемную энергию. Они создавали и разрушали великие государства, чьи названия не менее известны, чем названия таких городов, как Бухара и золотой Самарканд, которые стояли на расплывчатой условной границе, разделявшей восточную и западные части мира. Население так часто объединялось в новые союзы и меняло своих лидеров, значительная часть фактов, связанных с их происхождением и деятельностью, отличаются такой неопределенностью, а сам мир был настолько эфемерен, что трудно составить целостную и непротиворечивую его картину.

На настоящий момент достаточно отметить, что горные пастухи и степные кочевники, начавшие беспокоить царство Чжоу, были хунну — монгольского, тюркского и тибетского происхождения, этнически связанные с китайцами, которыми многие из них на самом деле и стали и с которыми их диалог в терминах войны, культуры и торговли в определенной степени поддерживается до сегодняшнего дня. Привлеченные легкой добычей или обнаружившие, что их пастбища заняты чжоускими поселенцами, у которых им в таком случае приходилось покупать зимний корм для скота, часто — по грабительским ценам, они совершали постоянные набеги. Эти набеги могли бы показаться чжоускому гиганту не более чем мушиными укусами, но для организации карательных экспедиций царю требовалась поддержка вассалов; а как мы уже видели, этот ресурс быстро истощался, особенно после 878 года до н. э., когда на престол взошел Ли-ван.

Его жадность и жестокость вызывали острую критику, с которой он боролся, приказывая шаману выявлять главных недоброжелателей, которых затем казнили. Многие удельные князья выражали недовольство хотя бы тем, что перестали приезжать ко двору по государственным делам и присягать на верность. Разгневанный Ли-ван настолько усилил свои репрессии, что спровоцировал восстание и в 841 году до н. э. был изгнан.

Его наследник, будущий правитель Сюань-ван, нашел прибежище в доме первого министра. Дом окружила толпа, требовавшая выдать наследника. Феодальный кодекс чести не позволял первому министру совершить такой поступок, и потому он взамен отдал собственного сына (который успешно сбежал). После свержения Ли-вана наступил период регентства, получивший название эры Всеобщей гармонии.

Когда через четырнадцать лет Ли-ван умер от старости на чужбине, трон унаследовал Сюань-ван. Народное предание приписывает пророческое значение одной песенке, которую распевали мальчишки на улицах столицы. В ней были следующие слова:

Эта детская песенка распространилась повсюду и в конечном счете дошла даже до Сюань-вана, который встревожился и тайно приказал расследовать причину «беды», грозящей его царству.

И вот как-то раз в столице появился некий человек, который пришел из деревни вместе со своей женой — продавать луки из тутового дерева и колчаны, сплетенные из бобовой ботвы. Они выкрикивали на улицах: «Купите луки из горного тута! купите колчаны из ботвы!» Услышав эти крики, шпионы Сюань-вана сразу же доложили царю. Сюань-ван приказал схватить и казнить двух торговцев. Однако кто-то предупредил супругов о грозящей им опасности, и они успели убежать. По пути они заблудились в дворцовом парке, из которого долго не могли выбраться, и, когда уже стемнело, услышали плач младенца. Они пошли на плач и нашли у стены брошенную девочку. Супруги пожалели несчастного ребенка и взяли его с собой.

С происхождением этой девочки связана весьма необычная легенда. Рассказывают, что при династии Ся перед правящим монархом появились два призрака в облике драконов — самца и самки. В большом зале дворца они переплели хвосты и поведали, что некогда были князем и княгиней в царстве Бао. Им преподнесли дары, после чего драконы исчезли, оставив после себя на полу немного семени. По приказу правителя семя собрали в коробку, которую спрятали. Коробка хранилась на протяжении трех династий, и никто не осмеливался в нее заглянуть. Наконец порочный Ли-ван в последние годы своего правления из любопытства открыл коробку, что повлекло за собой большие беды. Семя дракона, грязное и вонючее, растеклось по залу. Его пытались соскрести, но не смогли. Тогда Ли-ван приказал голым женщинам громко прикрикнуть на семя, чтобы таким образом изгнать нечистую силу. От женского крика семя собралось в кучку и превратилось в большую черную черепаху. Черепаха побежала в задние покои дворца, вызвав там всеобщий переполох. Одна маленькая девочка, лет восьми, не успела убежать и столкнулась с черепахой. Как только девочка достигла половой зрелости, она забеременела и в положенный срок родила младенца женского пола. Поскольку происхождение ребенка было неизвестно, молодая мать испугалась и выбросила его за дворцовую стену.