Невеста смерти - Линда Лафферти

По-прежнему глядя на огонь, Аннабелла протянула руку и погладила кошку, которая выгнулась под ее ладонью и заурчала.

– Похоже, твое тело тоже не переносит его прикосновений. Тебе надо искать выход. У тебя есть мечта? Что бы ты хотела делать?

Маркета опустила голову и уткнулась взглядом в рыжий мех.

– Скажи мне. Скажи, какого будущего ты хотела бы для себя, – настаивала травница. – Пусть даже самого невозможного. Не говори, кто ты есть, не говори, кем должна быть, – скажи, чего ты хочешь.

К дыханию знахарки примешивался аромат трав, словно и сама она была частью висящего над головой сохнущего сада.

И Маркета сказала то, чего никогда раньше никому не говорила. То, о чем раньше не смела и подумать, не то что произнести вслух.

– Я хочу быть целительницей. Хочу быть рудометом… нет, настоящим лекарем, чтобы излечивать людей, согласно учениям Парацельса и Галена.

– А, Парацельс… – протянула Аннабелла. – Знаешь ли ты, что многими из его приемов и лекарств мы, знахарки, пользуемся уже сотни лет? Его библия целительных трав собрана из рецептов наших матерей и бабушек, передававшихся женщинами из поколения в поколение.

Маркета недоверчиво покачала головой. Парацельс был ученым, а не каким-то кудесником, и слова Аннабеллы звучали для нее кощунством.

Знахарка пожала плечами.

– Вижу, ты мне не веришь. Что ж… – Не договорив, она поднялась и открыла старчески заскрипевший сундук, после чего наклонилась к нему, а потом выпрямилась и осторожно вынула Книгу Парацельса.

– Что это? – изумилась Маркета. – Ты смогла позволить себе такое?! Это ж настоящее сокровище!

– Ну да. Это подарок. Скажем так, я оказала очень большую услугу одному весьма богатому и влиятельному человеку, – улыбнулась Аннабелла. – Брысь, Пророчица! – Она махнула рукой, прогоняя рыжую кошку, привольно разлегшуюся у Маркеты на коленях, и положила на ее место увесистый фолиант. – Открой.

Гостья и подумать не могла, что когда-нибудь собственными глазами увидит писания самого Парацельса, тем более в доме колдуньи в Чески-Крумлове. Вдохнув пьянящий животный запах пергамента, она бережно взяла книгу и невольно залюбовалась покрывавшим страницы тонким чернильным письмом.

«А ведь Аннабелла умеет читать!» – поняла вдруг девушка.

– Кто научил тебя грамоте? – спросила она.

– Тот самый добрый сосед, которого ты встретила сегодня, – пан алхимик. А теперь посмотри, что здесь говорится о кожных воспалениях. У меня есть для тебя снадобье – иванова трава, выдержанная в вымоченном овсе.

Осторожно, одну за другой, переворачивая страницы, Маркета стала искать запись о средстве от кожного воспаления.

– Да, есть. – Она широко улыбнулась. – Парацельс называет его «красным маслом».

Едва услышав название, Аннабелла протянула руку к сияющему, как закат, горшочку.

– Как собрала на Иванов день, так и настаиваю. У этих цветов, если собрать в нужный час, особая сила. Возьми его с собой, а дома налей в чашку – ровно столько, чтобы дно закрыло. Потом добавь с полчашки вареного овса и сделай припарку в тех местах, где есть сыпь.

Маркета кивнула.

– Но это еще не все. Ты должна принимать по три капли настойки в день и думать при этом о своей мечте, – продолжала травница. – Обязательно думать – иначе настойка не подействует.

Дочь цирюльника опустила голову.

– Какой от этого толк? Мама договорилась, что я буду обслуживать пивовара, а семье нужны деньги. Я – женщина, и если стану практиковать кровопускание или что-то другое, меня обвинят в…

Она осеклась.

– В колдовстве? Ты этого боишься? – спросила Аннабелла. – Ну, сестричка, наберись смелости и иди за мечтой, а не покоряйся требованиям матери и не слушай, что говорят и советуют сплетники!

Маркета кивнула.

– Сохранишь надежду – лекарство подействует. Предашься отчаянию – ни я, ни кто другой тебе уже не помогут, – предупредила ее хозяйка. – А теперь давай-ка выпьем ромашкового чаю с медом. Он тебе на пользу – хорошо успокаивает.

С этими словами знахарка наклонилась и погладила гостью по голове.

– Какие у тебя необыкновенные волосы… Никогда не видела столько разных цветов сразу. Как пятнистый янтарь.

Она повернулась и пристально посмотрела Маркете в глаза.

– Может случиться день, когда тебе, сестричка, снова понадобится моя помощь. Не забудь, я здесь для того, чтобы служить невинным и достойным. И помни вот что: не бойся добрых духов, что приходят тебе на подмогу.

Маркета устроилась поудобнее и снова открыла книгу. Рыжая кошка по кличке Пророчица заурчала у ее ног.

Два часа спустя банщица вышла из дома Аннабеллы с совсем другим настроением, исполненная твердости, решимости и силы, как жеребенок, вырвавшийся порезвиться в высокой летней траве. Холодный ветер будто бы смягчился, и она отпустила платок, уже не беспокоясь о том, что кто-то увидит волдыри на ее лице.

Поздняя осень 1606 года

Высокий бородатый всадник мчался во весь опор по гребню приземистых холмов, растянувшихся вдоль Дуная. Ветер швырял белую гриву андалузского жеребца в глаза наезднику, склонившемуся к самой холке, копыта взбивали глину…

Матьяш, эрцгерцог Верхней и Нижней Австрии, оглянулся – намного ли отстала свита. Никто не мог состязаться в скорости с его серым скакуном по кличке Королевский Дукат.

С пяти лет обучавшийся в Испанской школе верховой езды своего отца, императора Максимилиана II, Матьяш вырос на спине липицианских скаковых лошадей. Из Андалузии в Австрию их завезли его отец и дядя и разводили там исключительно для Габсбургской монархии. Отцовская страсть к лошадям передалась и Матьяшу. И хотя его старший брат Рудольф, коренастый и невысокий, разделял его увлечение андалузской породой, гордостью отца был именно Матьяш, длинноногий и бесстрашный, словно сливавшийся с седлом.

Император Максимилиан знал – его младший сын станет настоящим воином.

Взъехав на каменистый кряж, всадник сдержал коня, и тот беспокойно загарцевал на месте, топча копытами ковер из красных маков. Он уже отъехал на несколько миль от стен древнего Эстергома – «жемчужины излучины Дуная» и старой столицы Венгрии. Младший брат короля Рудольфа твердо решил защищать город, всего лишь чуть более десяти лет назад отвоеванный его армиями у османов.

Стоя на вершине, эрцгерцог окинул взглядом зеленые холмы. До него уже дошли слухи о турецком вторжении с юго-востока, за Будой, но пока что никаких дымков от бивачных костров, на которых янычары обычно готовят еду в огромных медных котлах, заметно не было.

Боевой дух османа, подумал Матьяш, больше всего зависит от того, чем наполнена его обеденная миска. Знаком доблести и высокого звания была суповая ложка, отличавшая офицера от простого солдата. Не звезда. Не полумесяц или золотая нашивка – капитана, корбачи, узнавали именно по наличию половника.