Белоснежка - Дональд Бартельми

Фредовы люди молча переглянулись. «Знакомая песня, – говорили их взгляды, – по весне. С ним всегда так всякий раз, как проглянет первая зелень. Наш вожак испытывает духовное перерождение из плохого человека в хорошего. И всякий раз на него взглядывает какая-нибудь девушка, после чего он полностью подпадает под ее власть. Нам осточертело иметь в вожаках полного придурка. Пойдем-ка мы в местный профсоюз да накатаем перечень своих претензий к нему, согласно уставу нашего профсоюза, Раздел Четвертый, трудовые конфликты. И мы еще много чего можем припомнить, чтобы усугубить перечень жалоб. Занимательно это будет – катать предъявы».

Реакция на волосы: «Там висит целая прорва волос, – размышлял Билл. – И мне к тому же сдается, что висят они из наших окон. Ведь эти окна, откуда висят эти волосы, – это же окна нашего дома, не так ли? Ну а кто же из нас обладает такой прорвой черных как смоль волос? Я только делаю вид, что задаюсь этим вопросом. Неприятственный ответ известен мне заранее, равно как и значение этого действа, а также сексуальные символы волос, на которых подробно останавливался Вюрст. Я не имею в виду, что он останавливался на волосах, говоря точнее, он описывал их – всю историю от времен доисторических до настоящего времени. Ответ однозначен. Это Белоснежка. Белоснежка предприняла шаг, значение которого ясно для всех нас. Все мы, семеро, знаем, что это значит. Это значит, что она не больше не меньше, а долбаная дегенератка! – таков один из возможных подходов к этому сложному, запутанному вопросу. Это значит, что бытие в «не-вкупе» переживается ею как более насущное, более реальное, чем бытие «вкупе». Это значит, что она подыскивает нового любовника. Quelle tragédie![12]Но нельзя забывать и об имманентном одиночестве личности. Каждый из нас подобен крохотному волоску, брошенному в мир вместе с миллиардами и миллиардами других волос разнообразнейших длин и расцветок. И если Бог не существует, наше положение еще прискорбнее, нежели мы предполагали. В таковом случае каждый из нас подобен крошечной пылинке бессмыслицы, кружащей в гуще еще большей, трагически свободной бессмыслицы, и нет от этих бессмыслиц никакого спасения, разве что разумная жизнь на других планетах, то есть если там, на других планетах, существует жизнь более разумная, чем мы, жизнь, сумевшая усмотреть некий смысл в этом великом свершении, в жизни. Такое возможно. Вот то, чего мы не знаем, и слава Богу. Но тем временем остаются эти волосы с их множественными значениями. И что же мне со всем этим делать?»

Реакция на волосы (краткая ретроспектива): Пол сидел в ванне под падучими струями воды. Струи горячей воды продолжали падать в ванну. «Я бы убрал зеленый океан вместе с коричневыми рыбами, но в первую очередь я убрал бы – вобрал бы – длинные черные волосы, свисающие из окна, их я видел сегодня по дороге из Бюро безработицы сюда. Они меня безумно нервировали, эти волосы. Нет, не спорю, они были прекрасны. Длинные черные волосы такой богатой текстуры и утонченной тонкости не враз и найдешь. Волосы черные как смоль! И все же они меня безумно нервировали. Зубы… фортепьянные уроки…»

СМОЛЬ

НЕВОЗМУТИМОСТЬ

ИЗУМЛЕНИЕ

ТРИУМФ

ЧАН

ДАКС

БЛАЖЬ

Отсутствие реакции на волосы: Дэн сел на ящик и подтащил еще несколько ящиков для нас, не принуждая нас сесть на эти ящики, а просто подтащил их, чтобы, если мы захотим на них сесть, у нас была такая возможность.

– Знаете, я думаю, Клипсхорн был прав, когда говорил про «обволакивающий» аспект разговорного языка, имея в виду, как мне помнится, ту его часть, которая вроде как, ну, вы знаете, «прослаивается» между другими частями. Эта часть языка, так сказать, «набивка», хорошим примером которой является выражение «так сказать», представляется мне наиболее интересной его частью, ее, конечно же, можно назвать также и «начинкой», как мне кажется, а вполне возможно, что есть к тому же и какое-либо другое слово, подходящее для ее описания ничуть не меньше, а может, и целый ряд таких слов. Но свойство, присущее этой «начинке» и отсутствующее у прочих элементов вербальности, имеет, как мне кажется, две стороны: (1) «бесконечность» и (2) «вязкость». Разумеется, вполне возможно, что это два раздельных свойства, но я предпочитаю рассматривать их как различные аспекты одного-единственного свойства, если, конечно же, вы готовы согласиться с таким подходом. «Бесконечный» аспект «начинки» состоит в том, что он громоздится и громоздится, во многих разнообразнейших формах, и, если разобраться, все наши разговоры в значительной степени состоят именно из него, возможно, даже в большей мере, чем они состоят из того, что «начинкой» не является. «Вязкий» аспект – это тяжесть «начинки», подобная той, какой отличаются тяжелые разновидности машинного масла, некое тяготение вниз, не отрицающее, однако, текучести, вы понимаете, о чем я, и я не могу отказаться от мысли, что это принижение весьма благотворно, хоть я и не имею в том полной уверенности на настоящий момент. В итоге можно усмотреть некую связь между тем, что я тут говорил, и тем, что мы делаем здесь, на заводе, с этими пластмассовыми бизоньими горбами. Скорее всего для вас не станет новостью, что суточное производство мусора в нашей стране возросло с 2,75 фунта на душу населения в 1920 году до 4,5 фунта в 1965-м, последнем году, за который имеются данные, и возрастает со скоростью порядка 4 % в год. И эта скорость будет скорее всего возрастать, потому что она возрастала в прошлом, и я рискну предположить, что очень скоро мы достигнем момента, когда она составит 100 %. Вы не можете не согласиться, что в такой ситуации коренной вопрос превратится из вопроса уборки и уничтожения этого «мусора» в вопрос признания и осмысления его свойств, а как же иначе, ведь его же будет 100 %, верно? Нельзя будет и заикаться о каком-то его «уничтожении», поскольку ничего, кроме него, не будет, и мы волей-неволей привыкнем «врубаться» в него – сие жаргонное выражение оказывается здесь как нельзя более уместным. Вот почему мы тут горбатимся – скорее из соображений философических, чем из-за того, что находим это занятие прибыльным. Эти горбы – «мусор» в самом непосредственном значении слова, трудно даже представить себе что-либо бесполезнее или мусорнее. Дело в том, что мы желаем находиться на передовых рубежах этого мусорного феномена, инвертированной сферы будущего; ровно по той же причине мы уделяем особое внимание тем аспектам языка, которые можно расценивать как модель этого феномена. И мне доставило огромное удовольствие ознакомить вас сегодня с нашим заводом, встретиться с вами, обсудить с вами эти вопросы, значительно – я подчеркиваю, значительно – более важные, чем то принято думать. Не хотели бы вы выпить перед уходом холодной кока-колы из кока-кольного автомата?

Дополнительные реакции на волосы:

– Что значит быть ломохозяйкой? – провозгласил Эдвард. – Вот о чем, друзья, хотел бы я поговорить сегодня. Эта наиважнейшая щель нашего общества, концептуализированная Господом, согласно воззрениям Аквинского, как, я бы сказал, ключ ко всему прочему, подвергалась в последние месяцы, и не где-нибудь, а в этом самом доме, резким нападкам. Я слышал эти нападки; они повергали меня в печаль. Поэтому я хотел бы сегодня в меру своих сил и способностей развенчать некоторые из этих ложных, однако получивших определенное хождение идеек, которые сеют сомнения и замутняют чистый лик истины. Ломохозяйка! Краеугольный хребет американской плеторы! Ломохозяйка! Без которой рухнет вся структура гражданского общества! Без ломохозяйки сам уже raison d'être[13]нашего существования был бы во мгновение ока низведен до уровня того животного зверства, за которое мы справедливо порицаем грязных животных. Если бы не ее огромная покупательная способность, проявляемая к тому же с праздничной беззаботностью, мы бы, пожалуй, и по сию пору разгуливали в звериных шкурах, не имели никаких крупногабаритных электробытовых товаров, только и могущих заполнить пустующие пространства наших домов и сердец. Ломохозяйка! Божественная ступица, вбирающая спицы нашей интерсубъективности! Ломохозяйка! Главнейшее украшение златого древа мук человеческих! Но сказать то, что я сказал вам, джентльмены, значит, не сказать ровно ничего. Рассмотрим ломохозяйку в другой части ее роли. Рассмотрим ее сидящей в ванне, когда она умащает свои прелести жидким Восторгом и порошкообразным Ликованием, кои тревожат, приводят в смятение и утопляют рассудок в аромате. Но вот она целомудренно поднимается и целомудренно шлифует себя красным полотенцем. Что за милое зрелище! Несравненное нагое чудо! Обворожительное очарование! И теперь я спрашиваю вас, джентльмены, что мы тут имеем? Имеем ли мы тут существо, воспринимающее себя с подобающей дозой себялюбия? Нет. Нет, не имеем. Имеем ли мы тут существо, воспринимающее себя с надлежащим благоговением? Нет. Нет, не имеем. Скорее уж мы имеем тут существо, воспринимающее себя qua[14]ломохозяйку, с чем-то, опасно приближающимся к ненависти. Вот проблема. А где решение?