Дружелюбные - Филип Хеншер

– Полагаю, у них так принято, – сказал Лео.

– Естественно, принято! – отрезал Хилари. – Не думаю, что кто-то считает, что так природа захотела.

– Ясно.

Отец посмотрел на него. Кажется, он впервые осознал, кто именно из детей приехал.

– У тебя есть время, значит? Не надо сочинять про отели? Расписывать читателям всю их роскошь? Считать, сколько колбасок дают на завтрак, и тому подобное?

– И тому подобное, – подтвердил Лео. – Что до колбасок, приходится верить им на слово. Мне удалось вырваться всего на день.

– Какой чудный способ зарабатывать на жизнь!

Лео снисходительно улыбнулся. Давным-давно он решил – а в поезде на Шеффилд еще раз себе напомнил – не реагировать на презрительные комментарии отца о его работе. Работа, хотя бы отдаленно напоминающая то, что считал таковой Хилари, из всех четверых была лишь у Лавинии, младшей сестры, да и то недолго: она оставила свою должность в отделе продаж «Проктер энд Гэмбл» ради медицинской благотворительной организации. Ниже всего по папиной шкале скатился Хью: он только что закончил школу драматического мастерства и перебивался крошечными ролями. У Блоссом было четверо детей и огромный дом на опушке леса, то есть алиби, и надо было наблюдать, с каким восторгом Хилари обычно упоминал о ней. Сам Лео работал не там, где подобает старшему сыну врача, и знал это. Он служил в ежедневной газете из тех, которые никогда не читал его отец, и в промежутках между копированием статей более маститых авторов порой ездил по стране, посещая отели и рестораны, чтобы потом выдать пару абзацев об их амбициях. Иногда Лео страшно хотелось провести ночь в таком заведении, а потом как следует обругать его. Но владельцы отелей твердили: «Мы будем знакомить Харрогит с новым уровнем роскоши». И после долгого дня он возвращался домой, чтобы ваять пространные заметки о ткани, из которой сшиты гардины, и писать что-то вроде: «В Харрогите, в котором, казалось бы, нет недостатка в отличных отелях, “Бельведер” продемонстрирует новый уровень роскоши». Вот чем занимался недавно разведенный докторский сын.

– Как поживает Кэтрин? – спросил Хилари, будто угадав, что мысли сына устремились прямиком в глубокую трясину его морального падения. – Она мне всегда нравилась.

– Мне тоже нравилась Кэтрин, – парировал Лео. – К слову, она сейчас гостит у Блоссом.

– Блоссом сказала, что они скоро приедут, но я понятия не имею, когда именно. Я ей сказал, что нет нужды брать детей, сам знаешь, ехать с четырьмя детьми и без них – огромная разница.

– Полагаю, собираться дольше, – согласился Лео.

Отец поднялся и подошел к окну, рывком сунув руки, сжатые в кулаки, в карманы и делая вид, что его очень заинтересовало нечто в саду. Наконец он небрежно бросил:

– Я вот тут думал: каково это – постоянно жить всей семьей, то есть со всеми взрослыми и детьми.

3

– Должно быть, твоему отцу страшно тяжело, – говаривала мать Лео, – весь день говорить другим, что им делать, а потом, приходя домой, обнаруживать, что с нами так не получится. Нам-то доктор не нужен, правда, милый?

Всякий раз, сообщая по-настоящему значимые вещи, те, что обдумывал по нескольку недель или месяцев, он делал это как бы мимоходом, порой даже выходя из комнаты или не оборачиваясь. Лео полагал, что это привычная манера опытного врача: добиться дельного ответа на вопрос о симптомах или вредных привычках куда проще, если задать его вскользь. Болтая, отец мог спросить: «А, кстати, вы все так же выпиваете больше бутылки водки в день?» или «Ваш муж все так же отыгрывается на вас?», когда пациент уже вставал, чтобы выйти из кабинета. Конечно, дети давно раскусили его и с давних пор, услышав: «А кстати» или «Это, конечно, не столь важно, но…», тут же вострили уши. Только Хью удавалось очень похоже изображать капризный тон, которым внезапно задавался простой невинный вопрос, будто вопрошающий пытался фальшиво напеть старинную веселую песенку.

На сей раз Хилари не задавал вопросов; он просто заметил, что не знает, каково это – постоянно жить огромной семьей, включая взрослых уже детей. Отец не собирался, вовсе нет, просто взять и предложить всем своим взрослым детям сорваться с насиженных мест и вернуться в отчий дом. Всего лишь случайное замечание – однако Хилари произнес его так, как говорил самое важное, тщательно следя за тем, чтобы не выглядеть серьезным, вроде бы в шутку повышая голос лишь на одну-единственную октаву. Каково это – жить всей семьей в одном доме?

Лео протянул:

– Ну-у-у… – Потом добавил: – Да… – Затем, как бы оттягивая ответ: – Эм-м-м…

Это «эм-м-м» грозило перейти в мычание, однако он рассматривал фразу со всех сторон.

Наконец ему пришлось заговорить. Отец молчал и ждал его ответа, слегка наклонив голову.

– Неплохо было бы, – сказал сын. – Но в наши дни это ужасно непрактично. Думаю, как и везде, – люди женятся, съезжаются и работают по соседству друг с другом. К тому же мы бы вряд ли поладили.

– Мне всегда казалось, что ты сдался чересчур рано.

– Сдался?

– С Кэтрин.

– А! – понял Лео. – Ну, теперь нам стало куда легче общаться.

Но отец раздраженно мотнул головой, и Лео понял: у родителя своя точка зрения на то, что они с женой стали чужими и развелись.

Их брак изначально был неудачной идеей. Иногда Лео думалось, что разделила их навсегда, положила конец тем радостям, что они все же изведали, долгая, мучительная и не очень приятная процедура подготовки к пышной свадьбе. Потому что за восемь месяцев до нее начались ужасные пространные и всепоглощающие обсуждения каждого аспекта предстоящего события. Они продолжали трахаться – вот что его в ней привлекало: секс без устали, по три, а то и четыре раза в день, и чувство, что он нашел партнершу по себе. Но перед свадьбой он не мог отделаться от ощущения, что сексом теперь заканчиваются большие ссоры. Они спорят об оттенке салфеток – переходят на личности – ругаются по-крупному – трахаются. Кэтрин увлекали тонкости церемонии; Лео рано или поздно со всем соглашался и радовался примирительному сексу; и вот на третий день медового месяца, сидя на пляже на Сейшелах лицом к красивому, как сценический задник, закату, она обернулась к нему, а он, с неохотой, к ней. И оказалось, что им больше нечего друг другу сказать. Управление туризма Сейшельских островов предложило ему отличный вариант: перелет туда и обратно, размещение и пара экскурсий.

Иными словами, брак был обречен с самого начала. Скоро Лео приехал в Шеффилд один и сообщил родителям, что они с Кэтрин разъехались и дело идет к разводу. «Разъехались на время?!» – воскликнула мать, подскочив с кресла, но отец раздраженно затряс головой. Для Хилари кризис настал в тот момент, когда брак – а точнее, развод Лео и Кэтрин, который продлился много дольше и потребовал куда больше сил, – миновал стадию болезненного разрыва со взаимными упреками и презрением и перешел в парадоксально удобное пространство для всеобщих грустных и унылых шуток; ироничную «щедрость» при разделе внушительной коллекции «Лего», случайный нелепый, почти абсурдный секс, во время которого Лео даже не удосужился снять носки, и чрезвычайно важный вопрос: «Чья вечеринка по случаю развода будет круче?» Кэтрин не поехала вместе с Лео, чтобы сообщить новость его родителям. Пришлось ему в одиночку смотреть, как поникла мать, как обернулся к нему отец с лицом, на котором больше всех других чувств отразилось раздражение. На самом деле их реакция ему даже понравилась.