Я умер вчера - Александра Маринина

– Давно пришла? – сонно спросил Алексей.

– Только что, – быстро соврала она.

– Не ври, я же чувствую, как твой «Колумб» пахнет. Ты уже икофе выпить успела. Почему не разбудила?

– Жалко было, ты так сладко спал.

– Я, между прочим, не ужинал, тебя ждал, специально легспать, чтобы спастись от голода. А ты и рада мужа уморить.

Насте стало стыдно. Все-таки она неисправимая эгоистка!Думает только о том, как бы избежать разговоров и побыть в тишине иодиночестве, а Лешка ждет ее голодный.

Но чувство стыда быстро заглохло под натиском любопытства.Кто такой этот Дмитрий с таким знакомым номером телефона? Она должна вспомнить,должна. Конечно, завтра утром она придет на работу и в течение десяти минутвыяснит, чей это телефон, но до утра еще так долго, а узнать поскорее такхочется… Можно, правда, набрать номер и поговорить с абонентом, но естьопасность все испортить.

Она поплелась следом за мужем на кухню, повторяя мысленносемь цифр и имя: Дмитрий. Нет, определенно, она звонила по этому номеру.Несколько лет назад. Вспомнить бы, при каких обстоятельствах…

– Что ты делаешь? – вывел ее из задумчивости испуганныйокрик Алексея.

– А что?

Она недоуменно посмотрела на свои руки и обнаружила, чтопытается очистить огурец для салата при помощи черенка столовой ложки.

– Извини, – пробормотала она виновато, –задумалась.

– Сядь на место, пожалуйста, – сердито сказалмуж, – и не наноси урон хозяйству. Толку-то от тебя…

В течение нескольких минут тишину в кухне нарушал толькостук ножа: Алексей быстро резал огурцы и зелень. Настя попыталась было сновасосредоточиться на знакомом номере телефона, но муж опять прервал этотсладостный процесс самопогружения.

– Ася, что с тобой происходит? – спросил он, необорачиваясь.

– Ничего, солнышко, я же сказала: просто задумалась.

– Может быть, ты наконец перестанешь делать из меня идиота?

В его голосе так явственно зазвучал холод, что Настяневольно поежилась. Господи, ну что еще? Чем она на этот раз провинилась?

«Мне не нужно было выходить замуж, – обреченно подумалаона в очередной раз. – Ни за Лешку, ни за кого бы то ни было вообще. Я несоздана для совместного проживания с другим человеком».

– Я уезжал всего на каких-то неполных три месяца, –продолжал Алексей, – а когда вернулся, застал вместо тебя совершеннодругого человека. Прошло три недели с момента моего возвращения, и за все этитри недели я ни разу не увидел рядом с собой женщину, которую двадцать летлюбил и знал как самого себя. Ты стала другой и не соизволила удостоить меняникакими объяснениями. Сейчас я хочу услышать от тебя вразумительный ответ: чтопроисходит?

– Ничего, – она пожала плечами и потянулась засигаретой.

– Ты встретила другого мужчину, которого смогла полюбитьсама?

– Что значит сама? – попыталась отшутитьсяНастя. – Разве любить тебя мне кто-то помогает?

– Не нужно так, Ася.

Он помолчал, сосредоточенно очищая дольки чеснока и разрезаяих пополам перед тем, как засунуть в «давилку».

– Я прекрасно понимаю, что из нас двоих целую я, а ты лишьподставляешь щеку. Много лет я с этим мирился, но каждый день ждал, чтонайдется человек, которого ты будешь целовать сама. Так что, дорогая моя, этослучилось?

– Ты с ума сошел!

Она расхохоталась, несмотря на то, что поводов смеятьсявообще-то не было, да и настроения, надо признаться, тоже.

– Лешка, это тебя в твоей Америке так испортили? Что забредовые мысли в твоей голове? Ты всегда будешь для меня лучше всех на свете, ине делай, пожалуйста, вид, будто ты этого не знаешь.

– Ну, вероятно, чем-то я все-таки нехорош, коль ты несчитаешь нужным делиться со мной своими проблемами.

– Леша, но мы сотни раз это обсуждали, – в отчаяниисказала Настя. – Незачем тебе вникать в мои проблемы, они носят сугубослужебный характер, и помочь в их разрешении ты все равно не можешь, как бы нистарался.

– Ты врешь.

Он произнес это абсолютно спокойно, по-прежнему стоя к нейспиной и занимаясь салатом, одновременно следя, чтобы мясо на сковороде непригорело. Настя замерла, как кролик перед удавом, с ужасом ожидая продолжения.Но его не последовало. Алексей высказал свою точку зрения и замолк,по-видимому, не желая ничего из нее вытягивать, ловить на слове и доказывать,почему она врет. Пауза затягивалась, и с каждой секундой Настя все острееощущала необратимость происходящего. Надо было отвечать сразу, и каждоемгновение, проведенное в молчании, делало все дальнейшие слова все более иболее бессмысленными. Нужно что-то сказать, но слов не было, и желания говоритьне было. Была только огромная усталость и стремление побыть в одиночестве,чтобы не нужно было ни с кем разговаривать. Никому ничего не объяснять. Неотвечать ни на какие вопросы. Никого не видеть. Просто закрыть глаза,посмотреть внутрь себя и подумать. Наверное, так устроены далеко не все, чащевсего люди любят общаться и обсуждать с близкими, а то и с не очень близкими,свои проблемы, делиться тревогами и надеждами, спрашивать совета. Но она, НастяКаменская, устроена по-другому. В последнее время она все чаще ловит себя намысли, что ей вообще никто не нужен. Ни мама, ни отчим, ни муж, ни коллеги поработе. То есть коллеги, конечно, нужны, но именно для того, чтобы вместеделать дело, а больше ни для чего. Ни для душеспасительных бесед, ни длясплетен, ни для хныканья в жилетку.

Господи, как долго она молчит! Лешка, наверное, думает, чтоона испугалась его обвинений во лжи и судорожно сочиняет какие-то оправдания.Слишком много времени прошло после его последней фразы, теперь что бы она нисказала – все покажется ему надуманным, фальшивым. Враньем, одним словом. Ктому же наспех состряпанным. «А может, не нужно прерывать паузу? –подумала Настя трусливо. – Леша обиделся, теперь будет молчать по крайнеймере до утра. Что, собственно говоря, и требовалось. И пусть думает, что хочет.Я-то точно знаю, что ни в чем перед ним не провинилась и никакого нового мужикане завела, так что оправдываться мне не в чем. Разве я смогу объяснить ему, чтосо мной происходит? Разве смогу рассказать, на сколько десятков лет постарела,пока жила с мыслью, что мой отчим – преступник? Но, если не рассказать ему обовсем, что произошло, пока он был в Штатах, он никогда не сможет понять, почемумне так хочется тишины и одиночества. Кто это написал: „Тишины хочу, тишины…Нервы, что ли, обожжены?“ Кажется, Евтушенко. У меня внутри все сгорело. Всесилы ушли на то, чтобы смириться с предательством отчима и не умереть от ужаса,боли и горя. А унижение, которое я перенесла, умоляя Заточного взять меня ксебе на работу? Больше меня уже ни на что не хватает. А Лешка, глупый, думаетпро каких-то чужих мужиков…»