ТриНити - Анна Москалева

медкарте было указано, что девочка сделала это сама. Причину никто не выяснил. Тринити считала, что этому нужно уделить особое внимание, поэтому во время обхода пошла к ней в самом конце:

— Доброе утро, — Тринити широко улыбнулась.

Девочка-борх фыркнула и отвернулась.

— Как ты себя чувствуешь? — прописанные алгоритмы предписывали проявлять внимание, участие и дружелюбием и бионикл изо всех сил старалась это делать.

— Ты что, припадочная? Что скалишься, как больная?

Лицо Тринити тут же выровнялось. Бионикл отметила, что слова борха относительно ее улыбки надо будет обязательно обдумать и проанализировать. Так же она сохранила в памяти несколько новых для себя мимических масок, но сейчас важнее, что она получила ответную реакцию.

— Больной у нас являешься ты, — Тринити открыла карту, — Ты нанесла себе химический ожог. Скажи, зачем?

— Я хотела убрать эти уродские волосы! Что непонятного? — девочка кричала, из глаз ее лились слезы. Тринити казалось, что эти слезы не от физической боли, хотя это было бы самым логичным.

— Убрать волосы? Но ты же борх?! — Тринити совершенно не понимала.

— Вот именно! Борх! Я — борх, а он — отера!

— Он? — кажется, Тринити услышала что-то важное.

— Я просто хотела быть красивой для него! — в голосе девочки смешались нежность, сожаление, благоговение… Тринити подумала, что голосом можно выразить не меньше, чем лицом, и сделала себе пометку обдумать это и потренировать интонации. Однако сейчас нужно было понять, что же случилось у девочки.

— Я не понимаю, в чем проблема. Смешанные браки очень распространены, — Тринити озвучила вложенную в нее идею: расы равны, смешанные браки распространены. При желании можно даже зачать ребенка. Искусственно, конечно, но можно…

— Распространены? Между кем и кем они распространены? Вирфы и отеры еще уживаются друг с другом, а мы… Знаешь, как он называет борхов? «Мохнатые зверушки». Он смеялся надо мной! Я для него — мохнатая зверушка, — последнее девушка произнесла уже рыдая. Слезы было не остановить — она уткнулась в подушку и завыла тем воем, который так напугал и удивил Тринити пару дней назад.

— Смеялся? — Тринити выбрала из всего монолога единственное, что смогла однозначно проанализировать, — Но смех — это же хорошо.

— Да что ты понимаешь, ты, искусственный кусок мяса! — девчушка зашлась рыданиями, отвернулась к стене.

Тринити ошарашенно сидела и смотрела на нее. Смех — это не всегда хорошо? Борхи — зверушки для отер? Биониклы — искусственные куски мяса?

Поступившая информация ломала все загруженные в нее стереотипы. Бионикл медленно поднялась и вышла из палаты. Надо добавить в назначения транквилизаторы и поднять вопрос о переводе пациента в стационар психиатрии.

* * *

Вечером, перед регенерацией Тринити спросила у голубовласого борха:

— Профессор, разве я — кусок мяса?

— Нет, Тринити, что ты. Ты — сложный бионический конструкт, — профессор не обратил внимания на вопрос, выставлял нужные ему параметры на регенерационной капсуле.

— Бионическое, с точки зрения биологии — это клетки мяса, кожи, сухожилий… мясо.

Что-то в тоне бионикла заставило профессора все же обратить на нее внимание. Он замер на секунду. Нахмурился, перевел взгляд на свою подопечную.

— Нет, конечно. Ты не только мясо.

— А что еще?

— Ты — это еще и загруженная в тебя информация.

— Значит, информация делает из мяса человека?

Профессор не был готов к таким вопросам. Он долго и задумчиво смотрел на бионикла:

— Нет, не только информация, но, пожалуй, это мы с тобой обсудим завтра, после регенерации. — голос профессора был сладким, успокаивающим. Тринити подумала, что именно таким голосом ей следует в будущем говорить с новой пациенткой.

Бионикл кивнула и молча улеглась в капсулу. На следующее утро она не помнила ни этого разговора, ни подробностей общения с пациенткой. Девочку — борха перевели в другое отделение, и ничто не отвлекало больше Тринити от привычного режима функционирования. Только вот какая-то недосказанность все время ей мешала. Она иногда задумывалась, глядя на общение детей разных рас или разглядывая своих коллег-биониклов. Как будто пыталась что-то вспомнить. Что-то очень важное для нее. Что-то, что постоянно ускользало.

* * *

Аля сидела на деревянном шезлонге, обхватив колени. Сергей раскинулся на покрывале у ее ног. Нежаркое московское солнышко ласкало своими лучами их лица, шелест листвы и щебет птиц перекрывался гомоном с детских площадок, легкий ветерок с воды обдувал, принося нежную прохладу. Где-то недалеко лаяли собаки и покрикивали их хозяева. Почти идеальное утро. Ребята держали в руках стаканы с чаем и наслаждались погодой и обществом друг друга.

— Ты как моя бабушка, — Серега по кошачьи щурился и явно наслаждался напитком.

— В смысле? Старая и ворчливая? — картинно возмутилась Аля.

— Нет, конечно! — Сергей опять покраснел, и Аля засмеялась. — И бабушка у меня совсем не ворчливая. Она, кстати, тоже Аля. Алевтина.

— Ну, я — Алла, — девушка пожала плечами

— Я знаю. Когда я говорил, что ты — как она, я имел в виду чаи. Она тоже их любит. У нее разных трав — целый чулан. Утром надо пить шиповник с имбирем, а вечером — иван-чай или чабрец! И так на все случаи жизни. Рецептов — сотни две.

— Хотела бы я тоже такую кладовку, — произнесла Аля мечтательно.

— Да, у нее хорошо. Кстати, Юрка через три дома от нее участок купил. Строиться будет, — в голосе парня явно чувствовалась тоска.

— Ты скучаешь? — участливо спросила москвичка.

Сергей молчал. Продолжила Алька:

— Кажется, тебе вообще Москва не нравится, — это было скорее утверждение, чем вопрос.

— Ну, вот здесь и сейчас мне нравится! — Сергей шутливо приподнял стакан чая, как будто произносил тост. Аля улыбнулась, а он продолжил уже не таким бодрым тоном, — Понимаешь, казалось, что Москва — это город больших возможностей, но чем дольше я тут живу, тем лучше понимаю, что не все эти возможности мне нужны. А то, что я люблю и умею делать, я могу делать из любой точки планеты. Вопрос в том, чтобы найти