Он и Я - Елена Тодорова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Неожиданно, — теперь и Тарский звучит тихо, как будто в самом деле удивление испытывает.
— Никому больше дочь не доверю.
Да к чему он это говорит? Что такое происходит?
— Кто именно вам эту идею предложил?
Может, я от непонимания слишком сильно фантазировать начинаю, но мне кажется, что в голосе Тарского сквозит какое-то напряжение.
— Из органов. Отставной. Подполковник Рязанцев. Помнишь такого? — сыплет папа непонятной для меня информацией. Впрочем, реакция Таира тоже остается загадкой. Кажется, он молчит. — С документами обещал помочь. Не какую-то липу подвальную, все по высшему разряду…
— Понятно.
Оба замолкают. Устанавливается странная тишина. Как ни хочется знать больше, под дверью сидеть дольше нельзя. Бегу на кухню, в надежде, что кто-то из них появится следом.
Не дай Бог, отец все же надумал меня куда-то сплавить, буду протестовать!
Близится вечер. Ни Тарский, ни папа из кабинета не показываются. Иван просит Алевтину отнести им ужин, вот и все вести. Ухожу из кухни ни с чем. Располагаюсь в библиотеке, пытаюсь читать, но ничего не идет. Беспокойство закручивает в сознании какие-то мудреные петли предположений и мало-мальски вероятных догадок.
Когда же меня находит Иван и сообщает, что отец вызывает к себе, волнение усиливается. Иду, словно по песку ступаю. Не ощущаю твердой поверхности, как будто опору теряю. Голова кружится. Не хватало только грохнуться без сознания.
Вхожу без стука. В ожидании неприятных новостей так на пороге и замираю. На Тарского зачем-то смотрю. Дурочка, рассчитываю, что он заступится.
«В таком плане не рассматривал…»
Едва скрывая обиду, отворачиваюсь. Вымещаю эмоции на отце.
— Я никуда не поеду, — в голосе нет уверенности. Приходится дожимать вдогонку: — Не поеду!
— Сядь, — требует папа прохладным тоном.
— Зачем?
— Я сказал, сядь!
Он редко повышает на меня голос. Как правило, отмахивается, просит оставить его в покое, рассказывает о том, сколько у него без меня забот, отделывается нелепыми шуточками и впоследствии все мои выбрыки на тормозах спускает.
Сейчас же этот демонстративный гнев пугает меня до чертиков.
Подчиняясь, вполне сознательно подбираюсь к Таиру. Он у окна стоит, а я занимаю ближайший к нему край дивана.
— Приглуши эмоции и послушай меня внимательно, — произносит отец, пригвоздив меня взглядом. — Я тебе добра желаю. Уберечь хочу, понимаешь?
— Понимаю, но…
— Никаких «но» быть не может! Вариантов не осталось, — вздохнув, отворачивается.
Заявляет о заботе, а мне кажется, я раздражаю его как никогда сильно. Очевидно, не настолько, чтобы позволить меня пристрелить. Как бы там ни было, чувствую, что решение ему действительно непросто далось.
— Что это значит? Что? — на Тарского смотрю. На его лице вообще никаких эмоций не отражается. — Говорите уже!
— Через неделю вы с Таиром летите в Европу.
— В Европу?
Не думала, что настолько далеко запрет. Это лучше и одновременно хуже, чем я предполагала. И все же теперь меня волнует не сама ссылка, а компания Тарского. Точнее, его покровительство. Как иначе это назвать?
— Да, в Европу. Куда именно, сообщу перед вылетом. Таир знает, что делать. Россию покинете по поддельным документам, как граждане Германии. И… В качестве супружеской пары, — говорит и сам морщится. — Так надежнее.
У меня же картинка никак не складывается. С опозданием отцовскую речь перевариваю.
— Супружеской пары? — повторяю машинально и только после этого осмысливаю.
Подо мной словно какой-то люк открывается. Со свистом в бездонную пропасть лечу.
— Простая формальность, — заверяет отец. — Считай это летними каникулами. Отдохнешь. Все устаканится. К сентябрю вернешься в Москву.
Собиралась сражаться за свободу, на деле не могу с шоком справиться. Определиться с собственными чувствами относительно составленного плана тоже не получается. Я просто сижу и молча смотрю на отца.
На Тарского почему-то теперь не решаюсь взглянуть.
Я не интересую его как женщина… Но он готов на мне жениться? Об этом они с отцом полдня договаривались? Долго уламывать пришлось? На что польстился? Не чувством долга ведь отец его придавил… Должно быть что-то еще… Что же? Что им нужно? Что за маскарад устроили? Я — ценная жемчужина, трофей или разменная монета?
— Ситуация крайне серьезная. Думаю, ты сама понимать должна, — так странно слышать подобное от отца. До этого он, напротив, уверял, что я слишком остро на все реагирую. — Сама видела, что творится. Карина…
Словно пружина, с места подскакиваю.
— Я поняла. Можно идти?
Мечтаю как можно скорее оказаться в одиночестве и попытаться осмыслить происходящее.
— Иди.
Прикрыв дверь, зачем-то задерживаюсь. Снова подслушиваю, хоть и знаю, что таким путем ничего хорошего для себя не открою.
— Я ведь не должен говорить, что этот брак — обычная фикция? Тронешь мою дочь…
— Об этом можете не волноваться. Не проблема.
— Значит, решили.
Догорает сигаретка, жизни другой не дано,
За тобой я на край света, я за тобою на дно.
Почему я не пытаюсь в открытую противиться воле отца? Сама не понимаю. Наверное, после всех событий в шоке нахожусь. Не могу объяснить, что именно перебило мне хребет. Из комнаты практически не показываюсь. Завтракаю, обедаю и ужинаю в одиночестве. Родной дом все больше на тюрьму походит. В самом деле, тени своей бояться начинаю.
Тарский, как я догадываюсь по скупым полуматерным выжимкам бойцов, которых мне удается то тут, то там подслушать, перед отъездом не на шутку зверствует. Весь боевой состав физически и психологически муштрует.