Рыцарь идет по следу! - Родион Белецкий

– Я часы не трогал. И я не видел ничего. Никого не видел. Если б увидел, я, конечно б, сказал. Но я ничего не видел.

– Который час? – неожиданно спросил Юрик.

Однако Иоффе, несмотря на панику, понял, что его хотят подловить. Он был очень умный, этот Иоффе.

– А, проверяете? У меня нет часов, – сказал Иоффе. – У нас в школе на каждом этаже часы. Чтобы время узнать, я на них смотрю.

Рома и Юрик подняли головы, и, действительно, циферблат с выпуклым стеклом висел на стене над их головами. Был он приплюснут с двух сторон и походил на гигантское око, а деления на нем напоминали густые ресницы.

Рома и Юрик опустили головы, но Иоффе уже не было. Он сбежал.

– Я Иоффе подозреваю, – сказал Юрик.

– Я тоже, – вторил ему Рома.

– Знаешь, почему я его еще подозреваю? Потому что он чешется все время!

– Да, это подозрительно, – согласился Рома, – хотя он, может быть, не мылся давно?

– Возможно.

Сенина долго допрашивать не пришлось. Он перешел сразу к делу:

– Видел. Посреди урока Мицкевич в раздевалку заходил.

Рома и Юрик не ожидали, что все так стремительно выяснится.

– А он долго там пробыл? – спросил Рома.

– Двадцать пять секунд, – ответил Сенин.

– Ты чего, засекал, что ли?

– Я точно знаю, – сказал Сенин, – потому что за двадцать пять секунд я ровно семьдесят раз этот эспандер выжимаю.

И Сенин, вынув из кармана, продемонстрировал желтый кистевой эспандер.

– В тот раз я, помню, засек.

– За двадцать пять секунд он бы успел… – сказал Рома Юрику.

– Что успел? – спросил Сенин.

Ему никто не ответил.

– Что успел, мужики? – не унимался Сенин. Он всегда разговаривал как взрослый, ходил как взрослый, хмурился и сплевывал как взрослый. Но взрослым его это не делало.

– У нас свои дела, у тебя – свои, – сказал Юрик сурово.

Оказалось, Сенин понимал настоящий, мужской разговор. Только такой, видимо, и понимал. В ответ он коротко хохотнул:

– Да я только спросил, мужики. За спрос не дают в нос.

Прежде чем приступить к разговору с Мицкевичем, надо было выработать тактику. Мицкевич был не прост. Он, наверное, был самым загадочным человеком в классе. Начать с того, что ходил он всегда в черном. Даже трусы у него были всегда черные.

Мицкевич отличался крайней неразговорчивостью. А если что и решал сказать, то всегда недоговаривал, обрывал на полуслове.

Например, если вы спрашивали Мицкевича, что он купит в буфете, пиццу или сосиску в тесте, он отвечал:

– Ты спрашиваешь, что я выберу, пиццу или сосиску в тесте? Это зависит от… – в этом месте Мицкевич замолкал.

А вы, сгорая от нетерпения, повторяли свой вопрос. Хотя вам никакого дела не было до того, что он выберет, и сведения об этом никогда не пригодятся вам в жизни. Просто когда вам специально чего-то не говорят, вам обязательно хочется узнать, в чем тут дело.

Еще Мицкевич умел незаметно исчезать. Скажем, на перемене собралась веселая компания и обсуждает, как сорвать урок математики (театральные уроки срывать неинтересно). Каждый высказывает свое независимое мнение по этому вопросу. И доходит очередь до Мицкевича. Все к нему оборачиваются и говорят:

– А что скажет Мицкевич?

А Мицкевича и след простыл. В плотном ряду одноклассников зияет дыра, просвет. Нет Мицкевича. И как он сумел незаметно скрыться, непонятно. И, главное, вопрос, куда он исчез, когда самое интересное происходит тут.

Потом, когда Мицкевич возвращается с загадочным выражением на лице, его спрашивают:

– Ты где был?

Мицкевич отвечает на это в своей обычной манере:

– Это не так уж и важно, хотя…

Тут Мицкевич замолкает, украшая себя слабой, потусторонней улыбкой. А вам хочется ударить его в лоб, чтобы он пришел в себя и сказал, наконец, что-нибудь конкретное.

– Каждый преступник должен иметь мотив, – сказал Рома.

Макар Семенович выслал их из «Пещеры», чтобы они приготовили этюд. Нечто вроде маленькой сценки. И тему им дал «Неожиданное известие». Сложную тему. У остальных были темы не такие сложные. Например, «Случай на перемене».

Вместо подготовки этюда Рома и Юрик обсуждали ход расследования.

– Какой у него мотив? – повторил Рома.

– Мотив простой, – сказал Юрик. – Часы ему понравились, и весь мотив.

– Думаешь, этого достаточно?

– А то нет. Может, он клептоман. Мой дядя, помнишь, я тебе говорил, ненормальный, так он в шутку начал у друзей зажигалки воровать.

– Как это? – не понял Рома.

– Просто. Встречался он с друзьями. Там курящих было много, а мой дядя не курил. Так он зажигалку передавал, когда просили, а потом себе в карман клал. Незаметно. Если хозяин замечал, дядя зажигалку, конечно, отдавал.

– А если не замечал?

– Все, пиши пропало.

– А зачем он так делал? – не понял Рома.

Юрик пожал плечами.

– Он думал, что это шутка такая, смешная. И вот все у него началось с таких вот шуток, а закончилось тем, что он не воровать зажигалок уже не мог. У него дома были все вазы в зажигалках. Представляешь, ваза, полная разноцветных зажигалок!

Рома живо представил себе эту картину. И еще он подумал о том, что с помощью постоянной кражи зажигалок он сможет справиться с маминым курением. Хотя не хотелось бы, конечно, свихнуться на этой почве.

– Думаешь, у Мицкевича дома горы часов? – спросил Рома Юрика.

– Кто его знает. Про него ничего нельзя сказать наверняка. Очень уж он непонятный. Как тут проверить?

Рома представил себе громко тикающую гору часов.

В этот момент Катапотов вышел из «Пещеры» и вихляющей походкой подошел к ним.

– Там, это, вас Борода зовет. (Макара Семеновича за глаза звали Бородой.)

– Скажи, сейчас идем.

Катапотов повернулся, как на шарнирах, и зашагал обратно в «Пещеру».

– Что мы показывать-то будем? – спросил Юрик. – Мы ж не сделали ничего!

– Без паники. Я знаю, – сказал Рома.

Ему в голову пришла одна любопытная идея, которая, судя по всему, давным-давно носилась в воздухе. Английский драматург Шекспир уже использовал эту идею в своей пьесе.

Рома предложил Юрику разыграть короткий этюд про воровство и посмотреть на реакцию Мицкевича.

– Тогда мы сразу поймем, он или не он, – заверил Рома друга.