Сочинения в трёх томах - О. Генри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эта тема «ухода», как видно, тревожит писателя. Уже приведенную резкую критику своего творчества (со словами «я неудачник») он кончает подобным же выводом: «Иногда я подумываю, не лучше ли мне наняться куда-нибудь клерком, чтобы почувствовать, что делаешь что-то толковое, ощутимо полезное». В том же роде шутливое, но и горькое заявление О. Генри, что если ему предоставят «доходный ларек с орешками на Бродвее», он немедленно бросит писать.
В заключение надо упомянуть о рассказчике у О. Генри, огульное отожествление которого с личностью автора ведет к самым неверным выводам. Этот рассказчик настолько изменчив, неуловим, что кажется иногда, что О. Генри следовало бы изображать как излюбленного им бога насмешки у древних, Момуса, с лицом, наполовину укрытым под маской.
Можно, пожалуй, не разъяснять, что повествователь из плутовских рассказов О. Генри с его лихостью и благодушно — циничной бессовестностью не должен считаться «вторым я» самого О. Генри. Но и рассказчик нью-йоркских новелл, так часто грешащий излишней игривостью или излишней чувствительностью, тоже далеко не всегда совпадает с голосом автора. Более явственно авторский голос слышится в упомянутых фельетонах-рассказах О. Генри на литературные темы, и, быть может, ближе всего к некоторым важным чертам его личности — вдумчивый, наблюдательный журналист, выступающий в роли повествователя и одновременно участника изображенных событий в таких рассказах О. Генри, как «Муниципальный отчет» или «Дверь, не знающая покоя».
Таков был внутренний мир этого американского юмориста.
⠀⠀ ⠀⠀
Отвечая на поставленный в начале этой статьи вопрос, подлинно ли Америка, американская жизнь изображены в рассказах О. Генри, появлявшихся в свет в то же самое время, что и «Джунгли» Эптона Синклера, «Железная пята» Джека Лондона и «Сестра Керри» Драйзера, следует сказать: да, это американская жизнь, но по большей части показанная в столь излюбленном самими американцами жанре ревю, бурлеска, музыкальной комедии со всеми выигрышными сторонами и с недостатками зрелища этого рода.
Добавим, что автор этих рассказов, выступающий также в роли актера, постановщика и конферансье в показываемом представлении, — фигура более сложная, чем может показаться читателю при первом знакомстве.
Наделенный от природы редким даром видеть веселое и смешное, он столкнулся в жизни с трагическим и печальным, но в большинстве случаев предпочел об этом молчать.
Короли и капуста*
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
От переводчика
Морж и Плотник гуляли по берегу. У берега они увидели устриц. Им захотелось полакомиться, по устрицы зарылись в песок и глубоко сидели в воде. Морж, чтобы выманить их из засады, предложил им пойти прогуляться.
— Приятная прогулка! Приятный разговор! — соблазнял он простодушных устриц.
Те поверили и побежали за ним, как цыплята.
— Давайте же начнем! — сказал Морж, усаживаясь на прибрежном камне. — Пришло время потолковать о многих вещах: о башмаках, о кораблях, о сургучных печатях, о капусте и о королях.
Но, несмотря на такую большую программу, рассказ Моржа оказался очень коротким: скоро слушатели все до одного были съедены.
Эту печальную балладу знают решительно все англичане, так как она напечатана в их любимейшей детской книге «Сквозь зеркало», которую они читают с раннего детства до старости. Сочинил ее Льюиз Керрол, автор «Алисы в волшебной стране». Книга «Сквозь зеркало» есть продолжение «Алисы».
Повторяем: Морж ничего не сказал ни о башмаках, ни о кораблях, ни о сургучных печатях, ни о королях, ни о капусте. Вместо него сделал это О. Генри. Он так и озаглавил эту книгу — «Короли и капуста», и принял все меры к тому, чтобы «выполнить обещания» Моржа. В ней есть глава «Корабли», есть глава «Башмаки», в ней уже во второй главе, фигурирует сургуч, и если чего в ней нет, так только королей и капусты. Не потому ли именно эти слова поставлены в заглавии книги? Но автор утешает нас тем, что вместо королей у него президенты, а вместо капусты — пальмы.
Сам же он — Плотник, меланхолический спутник Моржа, и свою присказку ведет от лица Плотника.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Присказка Плотника
Вам скажут в Анчурии, что глава этой утлой республики, президент Мирафлорес, погиб от своей собственной руки в прибрежном городишке Коралио; что именно сюда он убежал, спасаясь от невзгод революции, и что казенные деньги, сто тысяч долларов, которые увез он с собой в кожаном американском саквояже на память о бурной эпохе своего президентства, так и не были найдены во веки веков.
За один реал любой мальчишка покажет вам могилу президента. Эта могила — на окраине города, у небольшого мостика над болотом, заросшим мангровыми деревьями. На могиле, в головах, простая деревянная колода. На ней кто-то выжег каленым железом:
Рамон Анхель де лас Крусес
и Мирафлорес
Президенте де ла Република
Де Анчуриа
Да будет ему судьею господь!
В надписи сказался характер этих легких духом и незлобивых людей: они не преследуют того, кто в могиле. «Да будет ему судьею господь!» Даже потеряв сто тысяч долларов, о которых они всё еще продолжают вздыхать, они не питают вражды к похитителю.
Незнакомцу или заезжему человеку жители Коралио расскажут о трагической кончине своего бывшего президента. Они расскажут, как он пытался убежать из их республики с казенными деньгами и донной Изабеллой Гилберт, молодой американской певичкой; как, пойманный в Коралио членами оппозиционной политической партии, он предпочел застрелиться, лишь бы не расстаться с деньгами и сеньоритою Гилберт. Дальше они расскажут, как донна Изабелла, почувствовав, что ее предприимчивыи челнок на мели, что ей не вернуть ни знатного любовника, ни сувенира в сто тысяч, бросила якорь в этих стоячих прибрежных водах, ожидая нового прилива.
Еще вам расскажут в Коралио, что скоро ее подхватило благоприятное и быстрое течение в лице американца Франка Гудвина, давнего жителя этого города, негоцианта, создавшего себе состояние на экспорте местных товаров. Это был банановый король, каучуковый принц, герцог кубовой краски и красного дерева, барон тропических лекарственных трав. Вам расскажут, что сеньорита Гилберт вышла замуж за сеньора Гудвина через месяц после смерти президента и, таким образом, в тот самый момент, когда