Врачебные тайны. 26 вдохновляющих медицинских случаев, которые заставляют поверить в чудо - Скотт Дж. Колбаба

Я пролежал так совсем недолго, прежде чем меня начала бить дрожь. Сначала напряглась грудь, а затем затряслись руки и ноги, а потом озноб и вовсе превратился с настоящий скрежет зубовный.

Веки постепенно становились тяжелыми, дрожь проходила, и я почувствовал себя удивительно комфортно. Серьезность положения никак не укладывалась в голове, и я как ни в чем не бывало пришел к выводу, что это приятный способ умереть. Закрыл глаза всего на секунду, потом еще на одну, а потом…

— Просыпайся, просыпайся, — сказал чей-то голос.

Я открыл глаза и увидел лесника, который тоже попал в ловушку внезапной метели. Он находился еще выше в горах и теперь спускался верхом на лошади. Я был настолько дезориентирован, что расстроился из-за прерванного сна.

— Вставай, — приказал он, — укройся этим одеялом, и я помогу взобраться на лошадь.

Спуск вниз с горы был ухабистым, но мы наконец добрались до станции рейнджеров. Оттуда они отвезли меня в больницу, где я знал большую часть персонала.

Когда я пришел в себя, то был потрясен, увидев, что мой рентгеновский снимок груди выглядит таким же белым, как и метель, которая застала меня врасплох.

Удивляюсь, как мне вообще удалось получать кислород с таким количеством жидкости в легких. Выздоровление было постепенным, но через несколько дней меня выписали, и я радовался, что лесник на лошади случайно оказался там, в этой обширной дикой местности горного хребта.

Прошли годы, и мое чуть ли не смертельное обморожение теперь было лишь отдаленным воспоминанием. Это был обычный будний день, я вышел на работу в госпиталь в привычное время — в половине шестого утра. Сначала я обычно делал обход, а затем отправлялся в операционную, прежде чем пойти в клинику, расположенную через дорогу. Однако тем утром я сделал то, чего никогда раньше не делал: сначала зашел в свой кабинет. Я даже не знаю почему. Мне предстоял больничный обход, а работы в клинике не было.

Я открыл входную дверь и сел за свой письменный стол, размышляя о том, как прошел день и почему я сижу в кабинете, как вдруг меня прервал настойчивый стук в дверь. Это произошло между половиной шестого и шестью часами, и наших сотрудников, которые приезжали к восьми, еще не было. Я поспешил открыть. На пороге стоял человек, по его щекам текли слезы, а на лице застыло выражение невероятного отчаяния.

— Я только что пережил ужасную утрату, — сказал он мне. — Мой сын гулял по каньону и отделился от своей группы. Они только что нашли его замерзшим до смерти.

Я взял его за руку, и мы сели.

— Не могу себе представить, как сильно он страдал перед смертью. Наверное, это было ужасно. Не получается перестать думать об этом, — продолжал он.

Теперь я понял, зачем пришел в офис, и, не колеблясь, точно знал, что сказать.

— Я хочу рассказать одну историю, которая поможет вам, — сказал я.

Я поведал о своем опыте переохлаждения на склоне горы пять лет назад и сочувственно объяснил, что это вовсе не было ужасным переживанием, что его сын, должно быть, был очень спокоен перед смертью и не мучился.

Лицо мужчины изменилось, пока он внимательно слушал мой рассказ. К тому времени, как я закончил, он уже успокоился. Мы обнялись, и он ушел. Это был действительно довольно короткий визит. Я так и не узнал его имени, а он — моего. Позже в тот же день в вечерних новостях рассказали о том, что накануне вечером в соседнем каньоне был найден замерзший мальчик.

Я недоумевал, почему решил задержаться в кабинете перед обходом, хотя раньше никогда этого не делал, почему скорбящий отец выбрал обычную заднюю дверь из всех многочисленных дверей в нашем медицинском комплексе и почему я точно знал, что говорить. Моя единственная догадка состоит в том, что любящий Творец специально свел меня с этим отцом, чтобы я подарил ему утешение и привнес покой в страдающую душу.

Я больше никогда не видел его.

Наоми Сигалове, доктор медицины

Утреннюю тишину нарушал ритмичный стук моих ботинок, эхом отражавшийся от бетонных стен гаража для врачей. Было пять тридцать утра, и я спешила в больницу, чтобы сделать быстрый обход, прежде чем отправиться в заслуженный трехдневный отпуск в Тусон, штат Аризона. Я никак не могла предвидеть, что произойдет, когда в то утро входила в двери больницы.

Моя история началась год назад, когда я впервые увидела Адель Эштон на небольшой хирургической операции. Ее всегда сопровождал муж Рон. Им было за восемьдесят, и их обветренная кожа говорила о долгих днях в африканских джунглях, где они служили врачами-миссионерами.

Они работали в импровизированной клинике в Центральной Африке, где проводили долгие часы и лечили каждого, кто приходил за помощью, а затем по воскресеньям обращались к духовным нуждам людей, живущих в отдаленных деревнях джунглей.

Это была та жизнь, которую они знали, пока возраст не лишил их выносливости, дававшей силы справляться с суровостью лечения тяжелобольных людей с использованием минимума медикаментов и почти без оборудования.

Я сидела в приемном кабинете, как ребенок у ног великих сказителей, с благоговейным трепетом слушая их рассказы об исцелении местных жителей от болезней, о которых я только читала в медицинской школе, и о применении хирургических процедур, которые я никогда не проводила.

Они были такими любящими и заботливыми, что мне пришлось напомнить себе, что не являюсь их пациентом. Они всегда спрашивали о моей жизни: семье, карьере, интересах. Но больше всего их заботило мое духовное благополучие.

— Как вы питаете свой дух? — спрашивал иногда Рон. — Вы в мире с самой собой и с Богом?

Если бы кто-либо другой задал эти вопросы, я бы, наверное, обиделась, но они всегда спрашивали с любовь и искренней заботой. Думаю, что мои ответы оставили у них впечатление, будто я знаю, что есть что-то еще в этой жизни, но определенно не верую так же, как они. Они были совершенной миссионерской парой, делавшей все, чтобы передать другим то умиротворение, которое они ощущали от знания Бога и славной жизни, которую он обещал после смерти.

Я лечила доктора Адель еще несколько месяцев и всегда получала удовольствие от наших встреч. И хотя никогда не видела их за пределами своего врачебного кабинета или больницы, я восхищалась их работой и искренней заботой обо мне, и мы стали хорошими друзьями. У них всегда в запасе была история, способная укрепить веру, и каждый из этих рассказов был более вдохновляющим, чем предыдущий.

Во время последнего визита доктор Рон очень эмоционально поблагодарил меня за заботу о его дорогой жене.

— Веруйте и полагайтесь на веру, — сказал он и пообещал: — Истина со временем откроется вам.

Меня тронула такая искренность, но я не была уверена в его словах.

Вскоре Адель поправилась, и я больше не видела своих друзей-миссионеров. Однако, поскольку мы были связаны с одной и той же больницей, я могла всегда быть в курсе их жизни. Мне сообщили, что у доктора Рона обнаружили рак и он проходил лечение. У меня возникла надежды, что терапия ему поможет и он выздоровеет.