Время и снова время - Бен Элтон

Стэнтон проникся романтичностью момента. Он пробирался мимо гор зловонного мусора, оступался на шатких неровных камнях, уложенных в мостовую во времена султана Сулеймана Великолепного, обходил своры злобных собак, что рылись в отбросах торговых лавок, тянувшихся вдоль улочек. Темные мрачные лестницы ныряли в прогалы между осевшими домами, поднимались к неприметным дверям и убегали в вонючие промозглые подвалы. Но иногда озорно приводили к благоухающим садам. Кэсси непременно в них заглянула бы.

Стэнтон вдруг понял, что не помнит ее лица.

Он встал как вкопанный, за что был обруган свирепого вида бородачом в куфии, палкой погонявшим двух костлявых мекающих коз. Стэнтон не шелохнулся, силясь оживить свое самое драгоценное воспоминание.

Накрыло паникой. Пронзило страхом, что образ Кэсси исчезнет, точно фотография в кинофильме о путешествии во времени. Преодолевая смятение, Стэнтон пытался увидеть ее лицо, но выходило только хуже. Как будто вспоминаешь известное слово, но оно только прячется еще дальше. Стэнтон велел себе представить какую-нибудь знакомую ситуацию. Вот! Нашел. Пикник в Примроуз-Хилл, дети совсем еще крохи. Кэсси улыбается в объектив мобильника.

Бац!

– Секил йолумдан![6]

В людном проулке Стэнтона толкнул спешивший прохожий – бугай в ярко-синем тюрбане, развевающемся белом балахоне и просторных шароварах. За поясом два пистолета и кинжал. Хью пробормотал извинение и зашагал дальше.

Поворот, другой. Темный проход, затем взрыв света и журчащий фонтан на огороженной площади. Амбре конского навоза – и тотчас изысканное благовоние. Запахи табака, гашиша, апельсинов, жареного мяса, розовой воды и собачьей мочи. Собак тут немерено.

Крики, грохот, скрежет железа о камень.

Стэнтон еле успел увернуться от взмыленного битюга. В Стамбуле, городе на холме, уклон некоторых улиц приближался к обрыву. Роняя пену, коняга силилась удержать тяжелогруженую подводу, которую она везла лишь теоретически, ибо на деле вместе с ней готовилась сверзиться с косогора. Возница, вцепившийся в поводья, почем зря костерил Стэнтона. Во франте, обряженном в свободную куртку с поясом и молескиновые бриджи, он вмиг распознал чужака. Неуместного и несвоевременного.

Стэнтон себя чувствовал голым. Его разглядывали из глубины темных зарешеченных жилищ. Сквозь прорези никабов. Мимо прошагал молодой солдат – грудь колесом, взгляд поверх голов, – но и он украдкой глянул на чужестранца. Казалось, все эти люди видят его насквозь и знают его тайну.

Надо собраться. За утро он уже дважды чуть не погиб – сперва под машиной, потом под тяжеловозом. Бугай с пистолетами за поясом тоже мог его прикончить. В этом городе жизнь ничего не стоит, но обижаются смертельно.

Необходимо сосредоточиться. Забыть о личных горестях и выполнить миссию, в которую он искренне верил. Кэсси и детей больше нет, вместе с веком, в котором жили, они растаяли, словно утренняя дымка над Босфором. Их уже не спасти, но в его власти сохранить жизнь миллионам других людей. Юношам, которые вскоре задохнутся горчичным газом, безвольно обвиснут на заграждении из колючей проволоки или снарядом будут разорваны в клочья. Если только он не изменит их судьбу.

Но для этого надо владеть собой.

Стэнтон решил выпить крепкий кофе по-турецки и нашел кафе на крохотной площади в тени мечети. В Стамбуле всё в тени мечети. Либо притулилось к стене обветшавшего дворца, где в дни его славы обитали какой-нибудь принц или властитель, а также гарем и евнухи. Пожалуй, нигде в мире распад так не уживался в скорлупе былого величия.

Чем-то это напоминало Лондон 2024 года.

Маленькое кафе – всего два столика и прилавок – блистало идеальной чистотой. В витрине роскошный кальян, в стеклянном шкафчике ряды розовых и зеленых леденцов. На столиках, укрытых пушистыми бархатными скатертями с бахромой, чистые пепельницы и розетки с соленым миндалем. В этом оазисе покоя и порядка наконец-то выпала возможность отдышаться от происшествия на Галатском мосту.

Стэнтона препроводили за столик, подали кофе и бутылку воды. Здесь на него не смотрели как на подозрительного чужака. Бизнес есть бизнес, независимо от века и города.

Хозяин, изъяснявшийся на турецком, показал на сласти. Стэнтон ответил покорным жестом – мол, на ваше усмотрение.

Ему принесли марципан и что-то вроде манного колобка в густом сиропе. Первая еда с прошлого ужина сто одиннадцать лет назад. Завтрак необычный, но Стэнтон был рад и ему. Он положил на столик купюру в десять лир и сделал знак – сдачи не надо. Улыбнувшись, хозяин вернулся к своим кофе, газете и цигарке.

С улицы слышались призывы на молитву. Сквозь витрину с кальяном было видно, как на маленькой площади собираются правоверные. Стэнтон достал из кармана сильно похудевший бумажник. Никаких кредиток и удостоверений, лишь турецкая валюта начала двадцатого века.

И две распечатки.

Они лучше всего напоминали о долге и укрепляли решимость.

Два последних электронных письма Кэсси.

Одно с просьбой о разводе.

И другое, самое последнее. В нем была искра надежды. Ответ на его мольбы и обещания. И он помчался домой, чтобы поговорить с ней.

Если ты хоть немного изменишься.

Нет, даже не изменишься. Просто опять станешь собой. Тем, за кого я выходила.

Отцом наших детей.

Тот человек был таким же неистовым, как ты сейчас. Но не таким злым.

Таким же твердым. Но не таким жестким.

Таким же спокойным. Но не таким холодным.

Стэнтон залпом выпил кофе и подал знак – повторить.

Он так хотел ее убедить, что сможет стать прежним. Но четыре обдолбанных отморозка лишили его этого шанса. Кэсси умерла, считая его неисправимым. Тесса и Билл умерли, считая, что мама уходит от папы.

Потому что папа – тупой эгоистичный ублюдок, не заслуживший их любви.

Я никогда не жалела, что вышла за военного. Потому что знала: ты веришь в то, ради чего рискуешь своей жизнью. И отнимаешь чужие.

Я никогда не жалела, что вышла за дурака, считавшего, что его игры со смертью вдохновят подростков.

Даже когда у нас появились дети, а ты не угомонился. Хоть ты мог оставить меня вдовой, а наших детей сиротами, я не противилась.

Потому что подписалась на такого человека.

Ты тоже знал, что женился на девушке, которая предпочтет валяться в постели и смотреть дневные телепрограммы, нежели в непогоду лазать по горам.

На девушке, которая не хочет нырять с аквалангом. И летать на параплане (и даже смотреть, как это делаешь ты).

Мы оба знали, что получили, и были этим довольны.