Любить Пабло, ненавидеть Эскобара - Вирхиния Вальехо

Не знаю: был ли весь этот спектакль проявлением великодушия Хорхе, спланированным специально для нас и его партнера; или изящным изобретением Пабло в надежде соблазнить Анхелиту чем-то столь романтичным и оригинальным; или же выражением благодарности семьи Очоа за успешный исход дела, смелость и мастерство, проявленные Эскобаром при спасении сестры Хорхе годом ранее от похитителей. Знаю только, что ни один из известных мне крупных колумбийских магнатов не смог бы даже на свадьбу своей дочери организовать настолько бесподобное зрелище, какое эта семья с безупречным вкусом подарила нам той ночью.

В следующие продолжительные выходные мы отправляемся в город Санта-Марта, расположенный на побережье Карибского моря, колыбель легендарной «Samarian Gold». Там мы знакомимся с королями марихуаны, семьей Давила. В отличие от торговцев кокаином, происходящих в большинстве своем (за исключением семьи Очоа) из бедных слоев или низшего среднего класса, Давила принадлежат к бывшей аристократии землевладельцев с Атлантического побережья. И, в отличие от кокаинщиков, которые в общем-то малоприятные, или, как бы сказал Анибал, «мутные», почти все эти мужчины высокие, красивые, хотя и немного простоватые. Некоторые женщины из семьи Давила заключили брак с такими известными персонами, как президент Колумбии Лопес Пумарехо[27], сын президента Турбай и Хулио Марио Санто Доминго, самый богатый человек страны.

Анибал рассказывает мне, что аэропорт Санта-Марта закрывается в шесть часов вечера, но Давила здесь обладают такой властью, что ночью он заново открывается специально для них, поэтому они спокойно могут отправлять самолеты, загруженные самой лучшей в мире марихуаной. Я спрашиваю, как им это удается, а он отвечает: «подмазывая» кого нужно – диспетчерскую вышку, полицию, того или иного морского офицера. Уже успев познакомиться со многими из его друзей-нуворишей, я удивленно произношу:

– Мне казалось, что у всех этих наркоторговцев есть в особняке собственная посадочная площадка…

– Что ты, моя прелесть. Только у самых крупных! Марихуана не настолько прибыльна, тем более уже появилась конкуренция на Гавайях. Даже не мечтай, что можно запросто ею обзавестись. Для собственной полосы тебе понадобится миллион разрешений. Представь бумажную волокиту в этой стране, чтобы получить номер на машину. Так вот, умножь это на сто и получишь регистрационный номер HK[28] на самолет, а сейчас умножь все это еще на сто и получишь разрешение на частную полосу.

Я спрашиваю: что же тогда такого делает Пабло, у которого есть личная полоса и парк самолетов, при этом он доставляет тонны коки, жирафов, слонов из Африки и контрабандой завозит пневмокатки «Роллигон» и лодки длиной в шесть метров.

– Дело в том, что в его бизнесе нет конкурентов. Паблито – самый богатый из всех, потому что он, родная моя, – настоящий гигант. У него есть свой человек в управлении гражданской аэронавигации, молодой парень, сын одного из первых наркоторговцев… Альваро Урибе, кажется. Как думаешь, почему эти люди внезапно начали финансировать предвыборные кампании кандидатов в президенты – только чтобы заручиться доверием будущего президента? Не будь такой наивной!

– Ну, ничего себе парень себе место отхватил! Эти типы должны выстраиваться к нему в очередь.

– Такова жизнь, любовь моя: плохая слава забывается – деньги остаются дома!

* * *

Это были дни вина и роз, меда и смеха, приятных знакомств. Но так как все когда-нибудь заканчивается, однажды мелодия этой песни перестанет звучать так же внезапно, как началась.

Зависимость Анибала, которая, кажется, росла с каждой «горкой», подаренной ему Пабло, вызывала самые нелепые и обременительные сцены ревности, которые сменялись публичными признаниями в любви и порывами нежности. В прошлом, предназначенные для незнакомцев, сейчас они коснулись общих друзей и распространились даже на моих поклонников. После каждой ссоры следует расставание на сорок восемь часов, когда Анибал ищет утешения у бывшей подружки, двух девушек, дерущихся в грязи, или у трех танцовщиц фламенко. На третий день он звонит, умоляя вернуться к нему; часы уговоров, десятки роз и одна скупая слеза побеждают мое сопротивление… И все вновь начинается заново.

Однажды ночью мы сидели в элегантном баре с группой знакомых. Неожиданно мой молодой человек выхватил револьвер, направив его на двух поклонников, которые всего лишь попросили у меня автограф. Когда, почти через час, нашим друзьям удается разоружить его, я прошу их проводить меня домой. На этот раз, когда Анибал звонит, пытаясь оправдать произошедшее, я говорю ему:

– Если ты сегодня же бросишь кокаин, я буду заботиться о тебе и сделаю тебя счастливым до конца твоей жизни – если нет, я немедленно ухожу.

– Но, любовь моя, ты должна понять: я не могу жить без «Белоснежки» и никогда ее не брошу!

– Тогда я больше тебя не люблю, на этом и остановимся.

И вот, в мгновение ока, в первую неделю января, мы попрощались навсегда.

* * *

В 1983-м в Колумбии еще нет частных телеканалов. Каждое новое правительство на конкурсной основе выделяет время в эфирной сетке частным продюсерам или студиям. «ТВ Импакто» – студия, в которой я работаю с известной журналисткой Марго Риччи, сторонницей жесткой линии, получила несколько мест для вещания в расписании. Однако Колумбия переживает экономический спад, и крупные компании дают рекламу только в прайм-тайм – с семи до полдесятого вечера. У нас рекламы нет и средств на покрытие расходов Национального института радио и телевидения не хватает; практически все мелкие студии на грани банкротства. Марго просит меня встретиться и обсудить, что нам делать дальше. Но первое, о чем она спросила, едва в понедельник я зашла в контору, было:

– Правда, что Анибал стрелял в вас в пятницу?

Я уточняю: если это правда, то я сейчас была бы на кладбище или в больнице, а не в офисе.

– Но об этом судачит вся Богота! – произносит Марго таким тоном, будто слова чужих людей кажутся ей правдоподобнее того, что она видит своими глазами.

Я отвечаю, что не в силах изменить реальность, стараясь угодить всей Боготе. Однако, хоть Анибал и не стрелял в меня, я оставила его навсегда и проревела три дня без остановки.

– Наконец-то! Какое облегчение, прямо груз с плеч! А сейчас приготовьтесь плакать по-настоящему, потому что наши долги составляют сто тысяч долларов. С такими темпами через несколько недель мне придется идти продавать наш отдел, машину, ребенка!.. Конечно, перед тем как продать своего сына, я продам вас бедуину с пятью верблюдами, потому что не знаю, как мы из этого выберемся!

За восемь месяцев до этого, приняв приглашение правительства Израиля, мы с Марго отправились туда, а потом поехали в Египет, посмотреть пирамиды. Пока мы были на каирском рынке, торгуясь за ожерелье из бирюзы, один беззубый, смердящий тощий бедуин семидесяти лет, с пастушьим посохом, смотрел на меня похотливыми глазами, нервно нарезая круги, стараясь привлечь внимание хозяина лавки. Перебросившись со стариком парой слов, продавец, сверкая улыбкой, обратился на английском к Марго: