Защитник - Конн Иггульден

Вдали от шума битвы сотни кораблей отделились от основной группы и медленно двинулись на юг. Фемистокл наблюдал за ними с лихорадочным блеском в глазах, не веря себе и опасаясь, что вот сейчас они остановятся и разрушат его надежды. Три афинянина молча ждали, наблюдая за персидскими галерами, пока те не обогнули Саламин и сомнений в их намерениях уже не осталось.

– Нам не на что было рассчитывать, Ксантипп! – заговорил Фемистокл. – Но сейчас – если повезет – у нас есть восемь или десять часов до рассвета. Если бросим все силы, то, возможно, сумеем прорваться через оставшихся. Афина и Посейдон смотрят на нас.

– Надеюсь, что так, – согласился Ксантипп. – Хорошо.

Он кивнул, обдумывая возможность, которую дала им эта уловка. Ксеркс отослал свежие корабли далеко от места битвы. Если сражение можно выиграть до того, как они вернутся, разве важно, откуда они придут? Союзники, пусть и ненадолго, получили небольшое преимущество, и обеспечил его Фемистокл.

Ксантипп сжал руки товарищей. Каждый знал, что́ поставлено на карту, и они не произносили речей. Пока еще пролив кишел персидскими кораблями, как креветками.

Повернувшись, Ксантипп шагнул на палубу своей триеры, где его поддержали гоплиты. Келейсты на кораблях слышали каждое слово только что состоявшегося разговора и уже прокричали гребцам команду приготовиться. Внизу загремели весла.

– Отпустить канаты! – проревел Фемистокл. – Приказ – атаковать! Передать всем! Каждой группе, каждому кораблю – всем атаковать. Без остановки! Выполняйте! Не останавливаться, пока все не закончится. Выполняйте приказы! Пощады не давать! Драться, пока не победим!

Кимон перепрыгнул на галеру, его люди оттолкнулись веслами от корабля Фемистокла и собрали канаты. Триеры разошлись. Команды смотрели одна на другую в мрачной сосредоточенности. Враг группировался в устье пролива. Получив четкие приказы, три эскадры выстроились навстречу противнику, подбирая по пути отдельные корабли. Фемистокл и спартанцы составили правый фланг численностью в шестьдесят галер. Ксантипп оказался в центре, имея примерно такие же силы. Кимон сгруппировал слева потрепанных коринфян и добавил к двадцати своим галерам.

Они собрали все, что еще плавало, всех слабых и измотанных, объединив тридцать небольших государств. Приказы передавались голосом, от корабля к кораблю, и были просты и понятны: атаковать строем, пока вторая половина персидского флота идет вокруг Саламина. Это была гонка со временем, и греки, налегая на весла или склоняясь навстречу ветру, обращались к своим богам.

На берегу Ксеркс с растущей тревогой наблюдал за перемещающимися массами кораблей. Он поднялся со своего места, когда весь греческий флот, держась единым строем, подошел ближе. И вдруг они устремились вперед – в белых брызгах, оставляя за собой кильватерный след из обломков и мертвецов. Некоторые его капитаны пытались свернуть от надвигающейся эскадры. Другие попробовали прорваться через нее, рискованно подставляя грекам бока. Маневры персидских кораблей напоминали нервные рывки и беспорядочные метания. Не понимая, как действовать против плотного строя и не получая четких приказов, они не знали, что делать.

Царь в ужасе наблюдал, как его флот терпит поражение от врага, не превосходящего его численно, но каким-то образом оказавшегося способным на невероятные подвиги. Что подтолкнуло греков? Безумие их собственных богов? Дым над Афинами? Народ, ожидавший исхода сражения на острове по ту сторону пролива? Ксеркс не знал. Греки и раньше сражались с отчаянием обреченных. За последний час что-то изменилось.

В безумной надежде узреть чудо и триста военных кораблей, стремительно приближающихся к проливу, Ксеркс посмотрел на запад. Солнце опускалось, и он прикрыл глаза ладонью от яркого красно-золотого неба. Море было чистым до самого горизонта, если не считать мертвых. Внезапно почувствовав слабость в ногах, царь рухнул на сиденье трона.

Воздух наполнился щепками и обломками досок, и Фемистокл взвыл от восторга. Треск и грохот напоминали раскаты грома. Он видел, как персы в панике мечутся туда-сюда по палубе. Некоторые, пользуясь тем, что корабли проходили мимо друг друга, пытались перепрыгнуть на палубу греческой триеры. Одних убили закаленные в боях гоплиты, другие были отброшены щитами на сломанные весла. Столкновение – и струя морских брызг, холодный ад острых осколков и треск бревен, как скрежет зубов, перемалывающих персидских гребцов.

Словно отмахиваясь от воробья, Фемистокл отбил летевшую в него острую щепку. Проходя мимо персидского судна, бронзовый таран его триеры ломал весла, калеча гребцов. За треском и хрустом дерева, за плеском волн Фемистокл слышал их крики и ликовал. Тройной строй уже нанес непоправимый урон вражескому флоту, отправив на дно десятки кораблей. На его глазах персидский корабль перевернулся, когда капитан слишком резко вильнул от греков. Весла с одной стороны ушли внутрь, и судно отправилось на дно, не получив ни единого удара. Впрочем, как это произошло, значения не имело. Те, кто был внутри, все равно утонули.

Сражение продолжалось, и результаты его становились все явственнее. Фемистокл боялся поверить, в какой хаос повержен вражеский флот и насколько хорошо все получается, когда они трое – он, Ксантипп и Кимон – действуют согласованно, когда есть ясный приказ и четкая стратегия. Фемистокл испытал дикую радость, оставив без весел еще одного перса, которого отправила на дно следующая шеренга. Восемь спартанских кораблей шли в его кильватере, и он надеялся, что на одном из них под красными парусами плывет сам Эврибиад и собственными глазами видит результаты афинского командования, афинского серебра, афинской хитрости!

Фемистокл посмотрел на берег – молодой царь поднялся с места и вышел из воздвигнутого специально для него шатра. Будь у них лучник, достойный своего жалованья, смогли бы они подвести афинский корабль поближе к берегу? Конечно, Ксеркс отступил бы, едва заметив угрозу, но, может быть, лучник успел бы сделать первый выстрел? Идея выглядела заманчивой, но Фемистокл вздохнул, посмеиваясь над собственным безумием и усталостью. Голова шла кругом от изнеможения, и ему хотелось кричать, смеяться или плакать.

Смех замер в горле, а в уме уже рождался другой план. Он и его флот за несколько часов сломали хребет врагу. Солнце садилось, став лишь золотым отблеском на западном горизонте, в его последних лучах проступили багровые и серые оттенки, вытянулись тени. Но у персов еще оставалось около сотни военных кораблей, а скорость греческой эскадры заметно упала. На веслах сидели люди. Всего лишь люди. Как бы ни призывали командиры отдать последние силы, для гребцов выбор был прост: отдохнуть или умереть. Некоторые уже стали тенями себя прежних – бессильными, вялыми, с запавшими глазами. Тут требовалось что-то другое, что-то, что дало бы им передышку до прибытия второй половины флота великого царя – персов с налитыми кровью глазами, жаждущих отомстить за унижение и обман.

Фемистокл потер колючий, заросший щетиной подбородок и попытался, но не смог вспомнить, когда ел в последний раз. До того рассвета, с гребцами? Необходим еще один перерыв, чтобы раздать миски с едой…