Яблоки не падают никогда - Лиана Мориарти

Через год после этой свадьбы сама Барб вышла замуж за Даррина, и особой химии она не помнила – одни только серьезные разговоры о целях для накоплений. Когда десять лет назад Даррин умер от удара, Барб для приработка начала заниматься уборкой. Она убирала только в домах друзей, вроде Джой, и других людей своего круга и поколения. Дочь считала Барб странной. Мама, неужели тебе приятно этим заниматься? А почему ей должно быть неприятно? Барб нравилось делать уборку для друзей и друзей друзей – женщин, у которых никогда не было прислуги и которые смущались, считая это невероятной роскошью, а потому с радостью брались за дело вместе с ней, болтали за работой, и Барб получала от этого удовольствие, поскольку время пролетало незаметно.

Но сегодня Джой не было, и время не летело.

– Она уехала, – сообщил Стэн.

Выглядел он ужасно. Еще бы, раз Джой не присматривает за ним. Он, наверное, и яйцо себе сварить не умеет. Подбородок зарос снежно-белой щетиной, а на щеке – две длинные царапины вроде железнодорожных путей.

– Уехала? – (Джой ни разу не уезжала. Да и куда ей ехать?) – А когда?

По словам Стэна – в День святого Валентина. Восемь дней назад.

– Она не упоминала, что куда-то собирается, – сказала Барб.

– Решилась в последний момент, – сухо ответил Стэн, как будто Джой было свойственно принимать решения в последний момент.

Очень странно.

Со вздохом сожаления Барб поставила фотографию на место, включила в розетку пылесос и попыталась вспомнить, собирались ли они пылесосить под кроватью? Давно ли они делали это? Джой нравилось, чтобы они отодвигали кровать в сторону и хорошенько все вычищали под ней по крайней мере раз в месяц.

Встав на четвереньки, Барб заглянула под кровать. Пыли не много. Подождем возвращения Джой. Барб собиралась уже подняться на ноги, как вдруг ее глаз зацепился за что-то. Блестящее.

Барб распласталась на животе и дотянулась до заинтересовавшего ее предмета кончиками пальцев. Она хорошо дотягивается до мячей. Джой говорила так, когда Барб играла на вечерних женских теннисных турнирах. Она подтолкнула вещицу к себе. Это был мобильный телефон Джой. Барб сразу его узнала из-за блестящего чехла, похожего на театральные сумочки из мелких металлических пластинок, которые все любили в семидесятые.

Поднявшись на ноги, Барб села на кровать Джой и Стэна. От затраченных усилий она немного запыхалась. Телефон разрядился.

Выходит, Джой уехала без своего телефона? Барб слегка затошнило.

Она пошла на кухню, где сидели за столом Стэн и его сын Трой. Они разговаривали, но были похожи на двух незнакомцев, случайно оказавшихся за одним столиком в столовой, хотя перед ними не стояло ни чашек, ни тарелок с едой.

Трой держал наушники Джой, которые были ей так дороги. Барб испытала странное чувство, ее будто холодом обдало. Это было так интимно, словно бы Трой взял в руки что-то безраздельно принадлежавшее его матери – парик или зубной протез.

– Привет, Барб, – бодро произнес Трой. – Давно не виделись. Симпатичная прическа. Как…

– Я только что нашла телефон твоей матери. – Она показала его.

Улыбка исчезла с лица Троя мгновенно, словно Барб дала ему пощечину. Взгляд переметнулся на отца.

Стэн молчал. Ни словечка. Он даже не выглядел удивленным. Просто встал и тупо протянул руку за телефоном.

«Должна сказать, реакция Стэна показалась мне необычной, – позже говорила Барб знакомым, потом делала паузу и тяжело вздыхала, отчего щеки у нее опадали, отягченные ужасающим грузом ее внутреннего знания. – Даже, можно сказать, подозрительной».

Трой только что звонил, сказал, что Барб нашла мамин телефон под кроватью.

Голос физиотерапевта доносился до того места, где сидела пациентка, читавшая журнал о здоровом образе жизни. Это был ее третий визит на реабилитацию после хирургической операции по поводу разрыва передней связки, ставшего следствием неудачного падения во время пробежки. Явившись на пятнадцать минут раньше, пациентка не стала жать на звонок в приемной на тот случай, если Бруки – так звали физиотерапевта, очень милую, заботливую и спокойную женщину, – занята с другим больным.

Ей хотелось быть полезной, так как Бруки только недавно открыла свой кабинет и у нее пока не было администратора.

Во время первой консультации они сошлись на том, что обе имеют опыт изнурительных мигреней.

Бруки Делэйни объяснила, что решила стать физиотерапевтом, пообщавшись с таким врачом в детстве. «Он сказал, что, вероятно, сможет помочь мне с мигренью, если она вызвана напряжением в верхнем шейном отделе, – поделилась воспоминанием Бруки. – Моя шея не была виновницей, но я до сих пор думаю, что он был одним из немногих медиков, которые восприняли меня всерьез. Знаете, люди часто считают, что другие преувеличивают свою боль? Особенно маленькие девочки».

Ох, пациентке это было прекрасно известно.

Она перевернула страницу и попыталась не слушать явно личный разговор.

– Это объясняет, почему мама не отвечает на звонки. – Голос Бруки звучал свободнее, громче и как будто моложе, чем тот утешительный, тщательно выверенный тон, каким она разговаривала с пациентами. – Просто мы считаем, что дело может быть более серьезным, чем нам сперва показалось.

О боже! Пациентка закрыла журнал. Теперь она уже жалела, что не позвонила в звонок.

– Я знаю. Вне Сети – значит вне Сети, но просто это на нее не похоже – оставить телефон дома.

Пауза.

– Конечно, но помнишь, ты сказал, что вы с мамой поссорились, когда разговаривали в последний раз.

Пауза.

– Да-да, я знаю, папа, просто подумала… Я подумала, была ли это нехорошая ссора?

Слово «нехорошая» сопровождалось сейсмическим тремором эмоций.

Пациентка встала. Бросила журнал в корзину. Такой разговор точно нельзя подслушивать. У всех есть свои секреты. У пациентки, порвавшей связку во время пробежки, их, вообще-то, не было. Она в жизни не бегала. А выпала из такси после двух бокалов шампанского и трех мартини, выпитых на обеде по случаю ее пятидесятилетия. Женщина подозревала, что Бруки Делэйни догадывается: никакого бега трусцой не было. И ценила, как деликатно та не затрагивала лишний раз эту тему.

Пациентка быстро встала и вышла из приемной. Она вернется через пятнадцать минут. Ей ни к чему узнавать, предположительно, ужасные семейные тайны своего милого физиотерапевта.

Прошлый сентябрь

В понедельник утром Бруки Делэйни ехала на работу в машине с тихо мурлычущим радио и опущенными солнцезащитными козырьками. Время от времени она негромко постанывала, эффекта ради. Для кого она старалась, и сама не знала. Вероятно, для себя. На ней были поляризационные очки от солнца, но утренние яркие лучи, лившиеся в салон сквозь тонированные стекла, все равно причиняли боль какого-то неопределенного свойства, как легкая обида, нанесенная незнакомцем.