Любовники. Плоть - Филип Хосе Фармер

– К сожалению, существует лишь один носитель ламеда – наврум, и он слишком стар для экспедиции. В силу этого…

– Тысяча извинений, – сказал Хэл. – Но я только что вспомнил кое-о-чем. Я женат.

– Это не проблема, – ответил Макнефф. – Женщин на «Гаврииле» не будет. И если человек женат, он автоматически получает развод.

– Развод? – задохнулся Хэл.

Макнефф воздел руки горе, изображая сожаление.

– Вы в ужасе, понимаю. Но мы, уриелиты, читая «Западный Талмуд», верим, что Предтеча, зная, что такая ситуация когда-то возникнет, дал свое на то разрешение и средства для развода. Он в этом случае неизбежен, ибо супружеская чета будет разлучена не менее чем на восемьдесят объективных лет. Разумеется, он изложил суть этих средств иносказательно. В своей великой и славной мудрости он знал, что наши враги израильтяне не должны иметь возможности прочесть и узнать о наших планах.

– Я вызываюсь добровольцем, – сказал Хэл. – Расскажите мне больше, сандалфон.

Шесть месяцев спустя Хэл Ярроу стоял в наблюдательном куполе «Гавриила» и смотрел, как уменьшается над головой земной шар. В этом полушарии была ночь, но в глаза бил яркий свет от городов Австралии, Японии, Китая, Юго-Восточной Азии, Индии, Сибири. Хэл, лингвист, наблюдал не просто блестящие диски и ожерелья, а зоны языков, которыми пользуется население Земли. В Австралии, на Филиппинских островах, в Японии и северном Китае живут граждане Гавайского Союза, говорящие на американском.

Южный Китай, вся юго-восточная Азия, южная Индия и Цейлон – государства Малайской Федерации, где говорят на шукканском.

Мысли Хэла быстро обогнули земной шар, он представил себе Африку, где к югу от Сахарского моря все говорят на суахили. Пояс вокруг Средиземного моря, Малая Азия, северная Индия и Тибет – родной язык иврит. В южной Европе между Израильской Республикой и исландскоязычными народами северной Европы, расположилась узкая, но вместе с тем длинная полоса под названием Март – ничья земля, спорная территория между Гавайским Союзом и Израильской Республикой, потенциальный источник войны в последние двести лет. Ни одна из сторон не отказывалась от своих притязаний, но ни та ни другая не желала делать шаг, способный привести ко второй войне Апокалипсиса. Так что с любой практической точки зрения это была независимая страна с собственным правительством (хотя нигде за ее границей и не признанным). Ее граждане говорили на всех выживших языках мира, плюс еще на одном под названием «линго» – пиджин с вокабуляром, понадерганным из остальных шести, и грамматикой настолько простой, что она умещалась на половине листа бумаги.

Мысленно Хэл видел остальную Землю: Исландию, Гренландию, Карибские острова и восточную половину Южной Америки. Здесь люди говорили на языке Исландии, потому что этот остров опередил гавае-американцев, усердно населявших опустевшую Северную Америку и западную половину Южной после войны Апокалипсиса.

Еще была Северная Америка, где американский был родным языком для всех и каждого, кроме двадцати потомков франко-канадцев, живших в Заповеднике Гудзонова Залива.

Хэл знал, что когда эта сторона Земли войдет в ночную зону, Сигмен-Сити засияет миллионами огней. И где-то в этом огромном пятне света будет его квартира. Но Мэри недолго осталось там жить, потому что через несколько дней ее известят, что ее муж погиб – несчастный случай. Она будет украдкой плакать, он был в этом уверен, потому что она его любила по-своему, фригидной вымороченной любовью, хотя на людях глаза у нее останутся сухими. Ее подруги и знакомые по профессии будут ей сочувствовать – не потому что она потеряла мужа, а потому что была замужем за человеком, который мыслил нереалистично: если Хэл Ярроу погиб в катастрофе, значит, он хотел, чтобы так вышло. Понятия «несчастный случай» не существует. Каким-то образом все другие пассажиры (которые якобы погибли в этой паутине тщательно сработанных фальшивок, прикрывающих исчезновение персонала «Гавриила») одновременно «согласились» умереть. В силу этого они, выпавшие из благодати, не будут кремированы, их пепел не будет пущен по ветру в публичном обряде. Нет, пусть их тела пожрут рыбы, Церству на это наплевать.

Хэлу было жаль Мэри. Ему пришлось даже сдерживать слезы, стоя в толпе в наблюдательном куполе.

И все же, сказал он себе, это к лучшему. Они с Мэри не будут больше терзать и мучить друг друга, взаимная пытка кончится. Мэри снова может выйти замуж, понятия не имея, что Церство тайно дало ей развод, и думая, что ее брак аннулировала смерть. У нее будет год, чтобы принять решение, выбрать себе пару из списка, предложенного ее гапптом. Может быть, психологические барьеры, мешавшие ей зачать ребенка от Хэла, падут. Может быть. Хэл сомневался, случится ли когда-нибудь такое событие. Мэри такая же ледышка ниже пояса, как и он. Какого бы кандидата ни выбрал ей для брака гаппт…

Гаппт. Порнсен. Никогда больше не видеть ему этой жирной морды, не слышать этого визгливого голоса…

– Хэл Ярроу! – прозвучало сзади.

Медленно, превращаясь в лед и одновременно будто кипятком ошпаренный, Хэл повернулся.

Ему улыбался приземистый человечек с мощной челюстью, толстыми губами, с выдающимся ястребиным носом и маленькими глазками. Из-под конической лазурной шляпы с узкими полями на черный складчатый воротник спадали тронутые сединой черные волосы. Лазурный пиджак с трудом налезал на торчащее пузо – Порнсен получал немало выговоров от своих начальников за постоянное переедание, – а на широком синем поясном ремне имелся металлический зажим для плети. Толстые ноги распирали лазурные штанины с вертикальной черной полосой на наружной и внутренней сторонах, уходящие в лазурные сапоги. Но ступни были такие крошечные, что казались забавно-карикатурными. На носке каждого сапога красовалось семиугольное зеркальце.

О происхождении этих зеркал в низших классах рассказывали похабные истории. Хэл когда-то услышал одну случайно и до сих пор краснел, вспоминая.

– Мой излюбленный подопечный, мой вечный овод! – визжал Порнсен. – Я понятия не имел, что ты участник этой славной экспедиции, но ведь мог бы знать! Кажется, мы с тобой связаны любовью. Сам Сигмен должен был это провидеть. Моя любовь тебе, подопечный мой!

– Да возлюбит и вас Сигмен, – сказал Хэл и закашлялся. – Как чудесно видеть здесь вашу многовозлюбленную особу! Я уж было думал, что мы никогда не увидимся.

«Гавриил» лег на курс и с ускорением в одно «же» стал набирать полную скорость – 33,1 % от скорости света. Тем временем весь личный состав, кроме вахтенных, залег в подвесной модуль. Здесь этим людям предстояло провести много лет, и жизненные процессы их поддерживались автоматически. Через некоторое время вахтенный экипаж, проверив всю автоматику, присоединится к спящим. Все уйдут в анабиоз, а двигатели «Гавриила» выдадут такое гигантское ускорение, какого незамороженные тела не смогли бы выдержать. После достижения желаемой скорости автоматика отключит двигатель, и корабль, безмолвный, но отнюдь не пустой, устремится к звезде – цели своего путешествия.