День 21 - Кэсс Морган

Он сунул руку за устаревший генератор, небрежно прислоненный к стене. В местах вроде этого ценные вещи могут десятилетиями оставаться незамеченными. В прошлый День Памяти павших он нашел под решеткой на палубе С отличный складной нож. Пальцы наткнулись на что-то мягкое, Беллами усмехнулся и вытащил на свет божий кусок розовой ткани. Шарфик? Он встряхнул находку, не обращая внимания на пыль. Это оказалось маленькое одеяльце с темно-розовой окантовкой. Беллами аккуратно сложил его и сунул под куртку.

Возвращаясь в детский центр, Беллами забавлялся мыслью отдать находку Октавии. Ее недавно перевели из спальни пяти – шестилетних малышей в общий девичий дортуар. Хотя сестренке и нравилось, что теперь к ней относятся как к большой девочке, дортуара она побаивалась. Хорошенькое розовенькое одеяльце – неплохой старт для долгого пути, в конце которого Октавия должна почувствовать себя в новой комнате как дома.

Но, поправляя одеяльце под мышкой и ощущая под пальцами мягкую шерсть, Беллами подумал, что оно слишком драгоценно, чтобы оставить его себе. Жизнь в детском центре была трудной. Хотя теоретически порции еды считались равными, сироты выработали сложную систему распределения пищи, основанную на подкупе и запугивании. Если бы не Беллами, Октавия никогда не ела бы досыта. Из паренька вышел отличный старьевщик, и все свои находки он менял на рационные баллы или на дополнительные порции еды. За последние несколько лет он здорово преуспел, добывая для сестренки кормежку.

Проскользнув через редко используемый служебный вход, он спрятал одеяльце в своем обычном тайнике: в стенной нише, расположенной так низко, что никто ее не замечал. Завтра он заберет свою находку и продаст на черном рынке. Тускло освещенный узкий коридор был пуст, а значит, все еще маются в тесном зале собраний и слушают, как их пичкают рассказами про радиацию, лучевую болезнь и Катаклизм.

Беллами свернул за угол. К его удивлению, из девичьего дортуара доносились голоса и пронзительный смех, недостаточно, впрочем, громкий, чтобы заглушить звуки… Чего? Плача? Он поднажал и без стука распахнул дверь. В большой комнате стояли кружком несколько старших девочек. Они были так увлечены своим занятием, что не заметили появления Беллами.

Высокая белобрысая девчонка высоко подняла что-то в воздух, хихикая от того, что к зажатому в ее руке предмету тянется ручка поменьше. Ручка Октавии. Даже при плохом освещении Беллами заметил следы слез на щеках стоящей в кругу мучительниц сестренки и ее огромные заплаканные глаза. Блондинка держала красную ленточку, которую Октавия каждый день вплетала в волосы.

– Отдай, – молила сестра дрожащим голоском, терзавшим сердце Беллами.

– Да зачем? – издевательски спросила одна из старших девчонок. – С ней ты похожа на идиотку. Тебе этого хочется, что ли?

– Точно, – сказала другая девочка. – Тебе же лучше будет. Люди перестанут спрашивать: «А что это за мелкая дурочка с уродской лентой?»

Девочка, державшая ленточку, принялась демонстративно разглядывать ее:

– Я даже не уверена, что это настоящая лента для волос. Спорим, ее из какого-то мусорного пакета вытащили?

Ее подружка хихикнула:

– Спорим, она поэтому воняет, как утиль?

– Зато вы, когда вас в конце концов найдут, будете пахнуть как гнилые трупы, – перебил Беллами, шагнув вперед и вырвав у белобрысой ленточку. Растолкав девчонок, он опустился перед Октавией на колени. – С тобой все нормально? – Он потянулся вытереть ей слезы.

Сестра кивнула, шмыгнув носом. Беллами передал ей ленточку, и та зажала украшение в кулачке так, будто оно живое и может удрать.

Беллами встал, положил руку сестре на плечо и повернулся к девчонкам:

– Если я хоть раз услышу, что вы ее обижали, пожалеете, что родились.

Две обидчицы нервно кивнули, но белобрысая лишь вздернула бровь и ухмыльнулась:

– Это она не должна была родиться. Она тратит тут общий кислород, потому что ваша мать была глупой шлюхой. – И твоя сестра, – она произнесла это слово так, будто оно обозначало нечто омерзительное, – тоже такой вырастет.

Тело Беллами среагировало быстрее, чем его мозг. Не успев понять, что он делает, парнишка схватил белобрысую за горло и прижал к стене.

– Если ты еще хоть раз даже заговоришь с моей сестрой, если ты хотя бы на нее посмотришь, я тебя убью, – прошипел он, сильнее сжимая ее горло. У него внезапно возникло страшное желание заткнуть ее навсегда.

Откуда-то издалека до его слуха донеслись какие-то крики. Он отпустил белобрысую и качнулся назад, потому что чьи-то руки обхватили его и поволокли прочь.

В тот раз Беллами не впервые оказался в директорском кабинете, хотя прежде по пути он никогда так не матерился. Воспитательница, которая приволокла Беллами, толкнула его на стул и велела дожидаться директора. Уходя, она сказала сидевшей напротив девочке:

– Держись от него подальше.

Беллами хмуро наблюдал, как воспитательница махнула рукой перед сканером и, дождавшись, пока дверь откроется, вышла в коридор. Какая-то часть мальчишки хотела немедленно сбежать. Интересно, попытка придушить эту глисту космическую, которая наезжала на его сестру, считается правонарушением? У него было уже много замечаний; рано или поздно директор напишет рапорт, и полетит он, как астероид, прямиком в тюрьму, это только вопрос времени. Вот только кто защитит Октавию, пока он будет там сидеть? Лучше уж постараться остаться тут и делать свое дело.

Беллами посмотрел на девочку. Она была примерно его ровесницей, но он никогда раньше ее не видел. Новенькая, наверное. Девочка поджала под себя ноги и нервно теребила пуговки своего свитера. Волнистые белокурые волосы были аккуратно уложены и блестели, и Беллами почувствовал укол жалости, представив, как девчонка в последний раз одевается у себя в комнате и старательно причесывается, перед тем как отправиться в эту чертову дыру.

– Ну и что ты натворил? – спросила новенькая, прервав его раздумья.

В ее голосе звучала легкая хрипотца, словно она давным-давно не разговаривала… или только что плакала. Интересно, что случилось с ее родителями, умерли они или совершили Правонарушение и дрейфуют теперь где-то в космосе…

Не было никакого смысла врать.

– Да напал на одну, – небрежно сказал он легким тоном, которым всегда говорил о своих многочисленных проступках. Девочка моргнула, и ему внезапно захотелось объясниться. – Она обижала мою сестру.

Девчонка округлила глаза.

– Твою сестру?

Не в пример белобрысой она произнесла это слово так, будто оно обозначало нечто замечательное и драгоценное. Ну да, точно новенькая, в этом детском центре про них с Октавией каждая собака знает. Еще бы, демографические законы ужасно строгие, и в их поколении на всех трех кораблях не найдешь другой пары детишек, рожденных одной матерью.

– Ну, строго говоря, она мне сестра только наполовину, но других родственников у меня нет. Ее зовут Октавия, – и он улыбнулся. Он всегда улыбался, когда произносил имя сестренки. – А ты теперь будешь жить тут?