Клуб "Везувий" - Марк Гэтисс

Дверь была открыта, комнаты освещены. Я нацепил на лицо самое скорбное выражение из имеющихся в ассортименте, и вступил внутрь.

Там начиналась череда практически пустых комнат с матовыми окнами и длинной темной конторкой, которая занимала в ширину примерно половину помещения. Зеленые стены были завешаны меццо-тинто,[19]изображающими херувимов и ангелов. Повсюду стояли горшки с лилиями, оранжевая пыльца осыпалась с них и летала в тусклом свете газовых рожков. Я наморщил нос, учуяв аромат затхлой воды.

Кажется, в помещении никого не было. Я ударил по латунному звонку на конторке; через несколько мгновений где-то в задней части дома открылась дверь и раздался скрип шагов подоскам.

Черные занавеси раздвинулись, и мне навстречу вышел дородный мужчина с напомаженными волосами цвета мокрого шифера. Учитывая специфику работы, он был как-то излишне жизнерадостен – улыбался во весь рот и, что меня поразило, с удовольствием грыз куриную ногу. Когда он подошел ближе, я заметил синеватый, плохо выбритый подбородок и пятна жира на галстуке.

– Здрасьте, – радостно сказал он.

Я слегка поклонился.

– Я имею честь беседовать с мистером Котелоксом?

– Именно так, сэр! – ответил он, вытирая жирные пальцы о сюртук.

Он бросил куриную ногу на конторку – невероятно! – и потер руки.

– Итак, чем я могу вам помочь?

Я смущенно потеребил булавку для галстука.

– Друг семьи вверил меня заботам ваших предшественников.

– А, да! Мы выкупили у старичков дело! Так, значит, вы понесли тяжелую утрату? – Он тут же нахмурился, и уголки его губ опустились, как у оперного паяца. – Ох.

– Так и есть. – Мне едва удалось скрыть свое изумление, и я быстро потянулся за носовым платком. – Моя дорогая жена, – хрипло сказал я, якобы сдерживая слезы.

Котелокс слегка наклонил голову, но ухмыляться не перестал.

– Пожалуйста, примите искренние соболезнования, мистер?…

– Бокс.

– Мистер Бокс. Однако, как ни прискорбно, я вынужден сообщить, что в данный момент у нас, гм, слишком много клиентов. Понимаете ли, смерть – это одна из немногих вещей, которые никогда не выходят из моды! Ха-ха!

Я моргнул и убрал платок обратно в карман.

Взгляд Котелокса надолго задержался на жирном мясе, возложенном на конторку, и он вытер рот тыльной стороной руки.

– Сейчас нам не стоит заниматься еще и похоронами вашей дражайшей супруги.

– Ну, я… счастлив видеть, что ваша фирма процветает.

– Весьма и весьма, – ухмыльнулся Котелокс. – Если хотите, могу порекомендовать вам другое похоронное бюро. У них весьма разумные цены.

– Расходы меня не пугают.

– Ну, разумеется, сэр. Ха-ха. Могу добавить, что это надежная и весьма уважаемая фирма.

Я кивнул.

– Вы очень добры.

Котелокс убрал с глаз прядку волос.

– Если вы подождете здесь, я смогу снабдить вас более подробными сведениями.

Я слегка улыбнулся. Он снова исчез за занавеской.

Я посмотрел по сторонам, а потом, глядя на конторку, провел по ней пальцем, заметив красноватое углубление в слое пыли.

Шелест шторы сообщил мне о возвращении Котелокса. Он вручил мне листок бумаги, на котором твердой рукой написал название другой фирмы. Чернила были размазаны жирным отпечатком пальца.

Я поблагодарил его за доброту.

– Не за что, сэр. Хорошего вам дня.

Потом, без всяких раздумий, он схватил куриную ногу и снова вонзил в нее зубы. Я пошел к двери. Котелокс следил за мной, пока я не вышел на улицу. Через матовое стекло я отчетливо увидел, как он помахал мне вслед.

Я вышел на улицу и остановился под тенистой липой на другой стороне. Состояние конторки вполне явно свидетельствовало о том, что фирма мистера Котелокса отнюдь не процветала. Так почему он отказал мне и порекомендовал конкурентов? И, что еще более подозрительно, почему он никак не отметил тот факт, что, несмотря на мою «тяжелую утрату», я с ног до головы одет в белый лен?

А потом мое внимание привлек громкий скрип, и я подошел поближе к дереву, чтобы остаться незамеченным. Я понял, что стою у входа во двор похоронного бюро. Пока я смотрел, расшатанные ворота открылись и на улицу выехала двуколка. На козлах сидел мужчина с непроницаемым лицом, в рыжеватом пальто и с большим шрамом через нос.

В двуколке лежал длинный деревянный ящик, очертаниями напоминавший гроб. Я видел, что на доски наклеена какая-то маркировка.

Я, стараясь выглядеть как можно более беспечно, вышел из-за дерева и встал на пути двуколки, когда она выехала на дорогу. Лицо со шрамом уставилось на меня. Я приподнял шляпу.

– Простите, пожалуйста. Вы не подскажете, как добраться до подземки?

Он чуть ли не минуту разглядывал меня, а потом нехотя указал пальцем себе за плечо. Затем хлестнул лошадь, и двуколка покатилась вперед.

– Вы очень любезны, – ответил я, отойдя с дороги, пока меня не сбили.

Какое-то время я не видел ничего, кроме маркировки, уже исчезающей вдали.

Я ступил на тротуар, прошел мимо двора и не оглядывался, пока не дошел до станции. А там прислонился спиной к плитке цвета имбирных пряников и глубоко задумался. Если верить этикетке, ящик направлялся в Неаполь.

В тот же день после обеда я стоял на пирсе мрачного причала в Ист-Энде. Было по-прежнему невыносимо душно, и черные просмоленные склады нависали надо мной, как великаны в темных пальто. Пока я смотрел, из маленькой гребной шлюпки подняли еще один ящик.

Сцена не имела ничего общего с сонными речными пейзажами старика Моне. Над Темзой плыл ядовитый туман, дымом вползавший в ближайший дверной проем, куда три здоровенных парня и еще более здоровенная Далила теперь затаскивали ящик. Я шел чуть поодаль, сняв шляпу. Дань уважения мертвым. Дело в том, что в этом узком ящике из необструганных досок находились останки бедолаги Джослина Дурэ, который мечтал стать львом министерства иностранных дел, а превратился всего-навсего в десять стоунов быстро разлагающейся плоти.

На складе было темно. Я отошел в тошнотворный зеленый свет газовых фонарей, а Далила с фомкой в руке, упершись ногами в пол, начала отрывать доски от импровизированного гроба.

– Черз мынутку дыстаньм, сыр, – прокряхтела она, кидая назад сломанную доску. Три ее коренастые коллеги между тем готовили разделочный стол, на который нужно будет переложить Дурэ.

Таявший лед уже высыпался ей на сапоги, и, когда эта звероподобная женщина стала вытаскивать за плечи тело Дурэ, захрустел у нее под ногами, как в стакане с джином.