Невеликий комбинатор - Сергей Гуреев

— Нет, — по привычке солгала та и впервые в жизни почему-то покраснела.

— Опять вранье, — устало отмахнулся Холодов, и у всех по телу пробежали зябкие мурашки, будто рукой махнул Дед Мороз. — Буду с вами честен, можете мне поверить…

С этими словами он достал из кармана черный кожаный блокнот с золотым тиснением и, пролистав несколько страниц, продолжил:

— На досуге я внимательно изучил документацию по интересующему НАС вопросу. В руководстве по собаководству, утвержденному шестого июля прошлого года, четко говорится, что эти тупые и злобные существа НЕ МОГУТ не кусаться! Они для этого сделаны! Проще говоря, вы, сознательно, два раза в день выпускаете на свободу вооруженного преступника, причем абсолютно не знакомого с правилами личной гигиены. Сея вокруг себя панику и страх, это животное окончательно загадило детскую площадку, а вы, с умилением улыбаясь искусственными зубами, наслаждаетесь качеством и размерами его омерзительных экскрементов!

Мучительный свет правды озарил двор. Павел Карлович сосредоточенно перелистнул страницу в блокноте.

— Идем дальше. Ваш подержанный «Мерседес», который вы гордо выдаете за новый, вот уже два года находится в розыске по угону в городе Ханты-Мансийске. Яйца в вашем магазине продают просроченные. Ремонт в квартире вы сделали без согласования с властями, а ваш брак с семидесятитрехлетним владельцем жилья, без сомнения, можно квалифицировать как фиктивный… Такие вот дела, на первый взгляд. — Он с громким хлопком закрыл блокнот и обвел глазами двор. — Подведем итоги: жилья нет, машины нет. Муж, и тот не настоящий! Магазин закрывается на ревизию. А вы на всех плюете и пугаете бультерьером честных граждан! Это в таком-то, прямо скажем, незавидном положении. Или вам кажется, что у вас все в порядке? Что вы все еще хозяйка жизни? Бизнес-вумен? А?!

Женщина дважды хлопнула глазами и попыталась закрыть рот, но у нее не получилось.

— Вот и выходит — кругом ложь, обман и собачье дерьмо!

Тяжелый взгляд прокурора заставил мужчин поежиться.

Женщина принялась негромко подвывать. Собаки опять залегли… Сияние непривычно карающей справедливости накрыло двор.

— Что притихли, граждане? — Холодов улыбнулся, отчего гражданам сразу захотелось умереть. — Почему молчим? Алкогольный гепатит не дает покоя? Печень надавила на мозг? Или вы принюхиваетесь к запаху ваших нестираных штанов? Кто еще хочет послушать историю своей болезни?

Ответа не последовало. Даже люди в масках несколько попятились, опустив глаза. Голая правда оказалась страшнее любого одетого преступника. В отдельно взятом дворе всемирно известного мегаполиса полыхающая честность сжигала души людей. Как газовая атака садовода-любителя, уничтожающего насекомых на приусадебном участке.

— Теперь приговор, — прозвучало в полной тишине.

Очищенная от скверны атмосфера вздрогнула.

— Ах! — послышалось где-то на пятом этаже.

Любопытная старушка, подслушивающая у форточки, рухнула с табуретки, не выдержав напряжения. Холодов поднял вверх глаза. Туда же двинулись стволы автоматов.

— В соответствии с Законом Российской Федерации вы будете наказаны в административном порядке путем наложения штрафа в размере двух минимальных размеров оплаты труда!

Прокурор развернулся на каблуках сверкающих ботинок и двинулся к служебной «Волге». На полпути он вдруг остановился и оглянулся на «подсудимых»:

— Дайте мне честное слово, что это больше не повторится.

— Даем, даем, — с готовностью закивали головами люди и собаки.

— Все свободны, — тихо сказал Холодов.

Люди с автоматами не спеша стали рассаживаться по машинам.

— Что это было? — спросил водитель омоновского автобуса у командира группы, на всякий случай не снимая с головы маску.

— Холодов! — негромко ответил тот. — Прокурор города. Будущий Генеральный… Если назначат.

— А-а-а… — понимающе донеслось из-под черной материи. — Не назначат! Если, конечно, чуда какого-нибудь не произойдет. Я в кадрах слыхал — ТАКОГО никогда Генеральным не утвердят!

Коробка передач хрустнула, приводя в движение допотопную технику. Автобус тронулся, покидая странное место, где все еще неуемно клубилась правда. Глупо улыбаясь, не веря собственному счастью, собаководы по-детски взялись за руки и потопали за участковым в сторону ближайшего отделения милиции. Собаки поплелись следом, инстинктивно огибая детскую площадку по большой дуге. Занавески на окнах понемногу начали раскрываться. ПОРЯДОК съехал со двора.

Большой бизнес накрыл пространство разрушенной Империи. Так получилось. Даже на зоне имени демократа Чернышевского от наступающего капитализма было не спрятаться. Не получалось. Очередной сходняк проходил по новым правилам. Так, как теперь следовало проводить рабочие совещания в солидной корпорации. Представители криминального сообщества, в недалеком прошлом — обычные домушники, кидалы и прочие воришки, сидели за одним длинным столом. А чё? Весь мир капитала, в натуре, заседал таким макаром. И не хрен придумывать велосипед!

Стол сколотили из перевернутых нар. Стулья сперли у «кума» из приемной. Вместо непременных блокнотов и ручек народу выдали чистые тетради в клетку и перья… в смысле ножи. Если какому-нибудь идиоту приспичило бы для выпендрежа что-нибудь записать, он совершенно свободно мог сделать это кровью. Соблюдая стиль, присутствующие сидели в официально застегнутых на все пуговицы ватниках. Важные денежные вопросы и решать нужно было правильно. Соблюдая общепринятые понты.

Председательствовал лично господин Моченый. Он сидел во главе стола и авторитетно дремал. Моченый был немолод. Но ни отсутствие ноги, ни протезы вместо правого глаза и тридцати зубов не делали его похожим на развалину. В свои шестьдесят с большим прицепом авторитет был все еще силен и по-звериному страшен. Кресло председателя старый уголовник занимал давно и прочно.

Моченый «смотрел» за Колымой. В отличие от представителя Президента на очень северном востоке он не присматривал кое-как за воровством. Моченый сам был вором. Причем авторитетным. Поэтому и смотрел он за ворами. То есть за соблюдением «понятий» на зонах и в лагерях Заполярья. Тяжкое бремя власти пахан тащил в одно рыло. То есть единолично принимал решения и отвечал за них собственным «очком» перед обществом, пусть и криминальным. Этот порядок на Колыме был незыблем. Никакие перемены в стране его поколебать не могли. А тех, кого такая демократия не устраивала, селили поближе к параше.

Право голоса в присутствии пахана имел разве что верный шестерка. Собственно, на совещании только он и говорил не замолкая. Типа вел совещание от имени пахана. Невысокого плешивого и благообразного старичка по праву звали Гнида. И он с гордостью носил почетную кликуху. Как и положено шестерке, Гнида с удовольствием косил под главного.