Призрак Небесного Иерусалима - Дарья Дезомбре

Так и продолжалось потом многие годы – Катя стала для Маши вроде как Петросяном на дому. С другими Маша вела умные беседы, а с Катей расслаблялась и даже сплетничала иногда. Катю это не обижало. Не обижали и косые взгляды Машиных друзей из школы и потом из института: мол, ты кто, где учишься? А… в этом. Да, конечно, они сразу видели в ней человека не их круга. Но Катя и сама это знала и не жаловалась, играла в девочку «без претензий». Маша ее представляла как самую давнюю подругу детства. Подруга детства – это почти титул. А до их круга она когда-нибудь допрыгнет. И даст бог, и перепрыгнет. Ей не к спеху, дайте сначала адаптироваться… Так думала Катя.

Пока не встретила Иннокентия. Да. Пока не встретила Иннокентия.

– Тебе привет, – сказала она и спрятала телефон обратно в сумку.

– Подружка-соседка? – Иннокентий пригубил из стакана с белым вином. – Зря отказалась от вина: очень легкое и подходит к спарже.

– Выпендрежник! – беззлобно высказалась Маша, поддевая спаржу вилкой. – Между прочим, она все так же в тебя влюблена.

– Угу. – Иннокентий поморщился: – И все так же тебе завидует.

Маша хмыкнула, повела плечами.:

– Было бы чему! Знал бы ты, как меня игнорирует новый начальник! Вчера увидел с Ник Ником… Думает, я безмозглая блатная девица.

– А ты мозговитая, – улыбнулся Кеша.

– Нет, – горестно вздохнула Маша. – Последнее время – нет. Хожу вокруг да около. А вокруг да около ЧЕГО – не знаю. Понимаешь, странные смерти. Но таких всегда можно накопать. Нет. Странные смерти в странных местах. Вот смотри! – Маша полезла в сумку и достала распечатку плана Москвы.

– Дай-ка. – Иннокентий положил карту справа от тарелки и некоторое время рассеянно на нее глядел, приканчивая тем временем спаржу.

Маша смотрела на него с надеждой, пила воду и боялась слово молвить – Иннокентий априори ничего не понимал в убийствах, но оба привыкли доверять умственным способностям друг друга: и если у Маши в мозгах царила логика, то Иннокентий брал эрудицией.

– Ну как?! – не выдержала наконец Маша.

– Глупости. – Иннокентий отодвинул карту. – Ничего не приходит в голову.

Маша послушно убрала карту.

– Вот и у меня – простой, – мрачно сказала она, подзывая кивком официанта.

– Съешь десерт – утешишься! – Иннокентий подмигнул ей и настоял на самом большом торте из витрины: монстре во фруктах и взбитых сливках. – А я иконку замечательную откопал, – сказал он, когда они оба принялись за сладкое. – Староверческую, шестнадцатый век. У меня уже есть на нее клиент – могу на месяц взять каникулы и, если хочешь…

– Этот Ельник из них тоже! – прервала Кешу Маша, почти ткнув в него ложечкой с тортом.

– Что? – застыл Иннокентий.

Маша снова достала карту, попросила ручку.

Иннокентий послушно вынул ручку из внутреннего кармана бархатного вишневого пиджака. Маша раздраженно расписала золотое перо на салфетке, а потом поставила аккуратную звездочку рядом с Красной площадью.

– Подожди. – Иннокентий снова забрал карту, еще раз посмотрел на точки. – Я могу ее оставить на пару дней у себя? Подумаю и, если что надумаю, перезвоню тебе.

– Бери-бери. Я могу сделать копию. – Маша довольно заулыбалась. Она любила, когда Иннокентий брался за ее загадки. Это было похоже на детскую конспирацию, хотя Кеша давно вырос и превратился в холеного денди, «собирателя древностей», как он себя называл: владельца маленькой частной антикварной галереи в центре. И судя по «золотым» перьям, дорогой обуви и платиновым запонкам на сшитых на заказ рубашках с элегантным вензелем – АИ, «Алексеев Иннокентий», Кешина лавка приносила пусть не стабильный ежемесячный, но вполне высокий доход. Да, Кеша был юношей весьма утонченным, и Маша, не вылезавшая никогда из своего бессменного черного цвета, часто задавалась вопросом: как они, такие разные, такие оба «вещи в себе», могли так долго хранить детскую дружбу? И понимала: это целиком его заслуга.

– Что же мне эта карта напоминает? – задумчиво сказал Иннокентий, отправляя в рот последний кусочек торта. – Нет, так на сытый желудок и не вспомнить…

Там, где обедал Андрей, не играл джаз. Не подавали спаржу и хорошего шабли. Не сидели люди в рубашках с вензелями. Там, где обедал Андрей, было накурено и душно, но посетители и за едой не расставались с куртками и плащами. Ели за пластиковыми столиками подозрительного вида сэндвичи. Пили пиво. Андрей сидел напротив Архипа. Архип на самом деле был не Архип, а Архипов. А оригинальное имя от средней оригинальности фамилии ему досталось в клички. Он состоял у Андрея в осведомителях. Архип к Андрею относился хорошо и честно выполнял свою часть контракта. Со своей стороны Андрей Архипа не сажал, но теплыми чувствами, несмотря на сливаемую ценную информацию, не проникся – от покрытого угрями, узкого, как нож, Архипова лица Андрея воротило физически. К тому же Архип имел манеру говорить, доверительно приближая физиономию к собеседнику, и дышать вчерашним ужином.

– Ельник давно завязал! – шептал Архип, отпивая глоток пенного дешевого пива. – После последнего процесса никто ему уже ничего не заказывал. Жил в деревне. Ни с кем из прежних приятелей не тусил – типа отстаньте от меня, дайте на старости побыть хорошим человеком. Как же, держи карман шире! Турка говорил, что к нему ездили разные военные…

– Что за военные? – спросил Андрей, вгрызаясь в получерствый сэндвич, – хоть Архип и не вызывал аппетита, но закинуть в себя хоть что-то в обеденный перерыв было необходимо.

– А я знаю? Вроде не мелкие сошки, хотя приезжали на тачках ниже среднего и в штатском.

– Как же твой Турка понял, что они военные? – усмехнулся Андрей.

– Да ты че?! – Архип аж поперхнулся от возмущения. – Во-первых, выправка. Во-вторых, походон, как на плацу, и морда такая – кирпичом. С выраженьицем – типа чего не рапортуешь. Ясно, не ниже полковника.

Андрей задумался, отпил из кружки теплого пойла, выдаваемого тут за кофе, и скривился:

– Слушай, а с кем Ельник сидел в последний раз?

– Могу узнать.

– Валяй. Сбросишь потом на мобильник.

– Ладно. – Архип обтер губы. – Побежал я.

Андрей только кивнул.

Новости были непростые – Ельник завязал. И тут-то его убили. Где логика? Убили за то, что завязал? Какие-то старые счеты? И военные – почему военные?! Он вспомнил искаженное предсмертной гримасой лицо. Полое тело. Ржавые медные монеты копеечного достоинства. Мистика какая-то, бред. Надо ехать к Ельнику в деревню, решил он и пошел к стойке – расплатиться за себя и за Архипа.

* * *

В коридоре он столкнулся со стажеркой – столкнулся в буквальном смысле, выруливая из-за угла на свойственной ему холерической скорости. Они ударились друг о друга, как два теннисных мячика: девица ойкнула и присела. Андрей сначала испугался, что от боли, но потом понял: рассыпала от неожиданности все бумажки – какие-то копии с фотографий.