Ошибка "2012". Новая игра - Феликс Разумовский

Козодоев вдруг крепко зажмурился, застонал, вскинул голову к небу — и дико закричал, затравленно, страшно. Он совершенно неожиданно увидел себя со стороны. Омерзительного, подлого, тупого, густо отмеченного смрадом и нечистотами. Скверной, которую не отмыть. Ибо она давно уже въелась в самую его суть, глуша и замещая собой Божью искорку, вложенную от рождения. Теперь внутри у него обитала душа бессовестного мздоимца, готового продать за деньги всё — честь, родину, товарищей, родную мать. Да какое, он уже всё продал, уже, с потрохами… Родина вручила ему оружие, наделила доверием и властью, а он… он…

Он променял и разменял всё это на сребреники. Так что имя ему теперь — предатель Иуда. Которому самое место на осине. А может быть, даже на осиновом колу…

«Господи, Приснодева-заступница, Святая Богородица… — Козодоев подхватил фуражку, кое-как выполз на песчаный бережок и сел — пока ещё не на осиновый кол, просто на травку, закрыл лицо руками и отчаянно зарыдал. Благо здесь, у лесного озерка, никто не мог увидеть его и услышать. — О, Господи Боже Ты мой, что же делать мне, Господи…»

Ещё миг — и, словно подброшенный незримой пружиной, Козодоев вскочил, торопливо разделся догола и принялся яростно мыться. Какие питательные шампуни, какие там буржуйские гели для нежного и тщательного ухода!.. Не озаботившись раздобыть хотя бы хозяйственного мыла, он скрёб себя палкой, безжалостно драил кожу крупным песком. Отскоблив её чуть не до мяса, Владимир Сергеевич занялся стиркой. Разложил у края воды свою многострадальную форму и принялся тереть её всё тем же песком. Выполоскал — и снова начал тереть…

— Можно? — Лжечукча Мирзоев, по обыкновению, бочком просочился в прихожую Мастера, где сидела охрана. — Привет вам, о братья, я к Дяде… Он мне звонил, сказал, чтобы я зашёл. Срочно.

Был обеденный час Вэй,[31]однако на столике у бойцов не имелось даже намёка на еду. Зато у одного из них рос и наливался цветами внушительный, на пол-лица, синячище. Такой, что левый глаз, и без того узкий, превратился в форменную смотровую щель, да и та грозилась закрыться. Взглянув на него, Азиат пришёл к здравому выводу, что случилось впрямь что-то срочное. И, видит Бог, нехорошее.

— Ты бы лучше подождал, — братски посоветовала охрана. — У Мастера менты. Поганые. Уже давно. Кровь пьют…

Эту последнюю фразу на самом деле толковать можно было по-разному. В том числе и как совместное распитие, Азиат бы не удивился. Правда, от поедателей белых зайцев столь тонкой словесной игры ждать было трудно…

Почти сразу, как бы отвечая на мысли лжечукчи, дверь отворилась, и в прихожую из комнаты Мастера высунулась фуражка.

— Эй, кто тут утром-то в милицию звонил? Ты? — сурово посмотрел участковый на бойца с разукрашенным фейсом. — Давай заходи. Будешь показания давать.

«Вот тебе и „Книга Перемен“, — скорбно вздохнул Азиат, когда дверь за Козодоевым затворилась. — Как говорят эти русские, за что боролись, на то и напоролись…»

В строгом старшем прапорщике непросто было узнать участкового Козодоева, пусть неумеренно жадного, зато предсказуемого, а стало быть, управляемого. Эх, Дядюшка, Дядюшка, ну и кто же в итоге оказался жаден не в меру?.. Кто во имя пригоршни местных рублей поторопился метнуть магическую силу, не озаботившись тщательно просчитать все последствия?.. Опять же, по выражению русских, хотели как лучше, а получилось как всегда. Козодоев, которому полагалось бы стать овощем, превратился в форменного Терминатора. Разрозненные Дядюшкины фразы наталкивали на мысль, что Мастер Гаданий пытался воздействовать на Козодоева снова, но необъяснимым образом не совладал. Ненормального зомби, взявшегося до посинения отстаивать закон и порядок, словно бы ещё и прикрывала непроницаемая броня. Так-то вот. Магия, она ошибок не прощает… Участковый разогнал нищих, прокажённым пришлось чудесным образом исцелиться… Кажется, одна тётушка Синь продолжала как ни в чём не бывало хлопотать у своей кухни. Остальным пришлось туго. Ни тебе наркоты, ни контрафакта, ни раскрашенных малолеток. Торговые ряды переменились, хоть совсем на них не смотри. Сплошь местные бабки-огородницы, у которых тётушка Синь приспособилась покупать овощи. Эх, не послушал Дядя племянничка, а ведь тот дело толковал — про кипящее-то масло…

Наконец затопотали ноги, энергично отворилась дверь, и из комнаты Мастера вышла троица — двое славян в форме, третий в джинсе. Хмыкнули, фыркнули, по-соколиному зыркнули на бойцов и, хвала всем Богам, убрались. Хорошо бы, с концами.

Едва они скрылись, в комнате смачно чмокнуло, но не так, как при поцелуе. Это был звук страшного мастерского удара, от которого никакая «железная рубашка»[32]не убережёт. Раздался стон, и наружу, шатаясь, вывалился боец, имевший неосторожность вызвать милицию. Его правый глаз стремительно превращался в такую же смотровую щель, что и левый. Мирзоев только вздохнул. Он-то видел, что Дядюшка ещё пожалел дурака. Так, вразумил по-родственному, и не более.

— Запомните, недоумки! — Дядя, лёгок на помине, возник в дверном проёме, и смотреть на него было по-настоящему страшно. — Только слабые обращаются за помощью к третьей силе, особенно к этой русской милиции. Мы свои дела привыкли улаживать сами. Ясно? — Тут на глаза ему попался Азиат, и Мастер немного смягчился: — А, племянничек… Заходи.

Внутренне трепеща, Мирзоев вошёл и… О Боги, что это?

Кажется, у бедолаги, вызвавшего ментов, имелся веский резон…

Огромный, весом в тонну, дядюшкин сейф — между прочим, четвёртого класса[33]— стоял распахнутый настежь, бесстыдно демонстрируя пустоту чрева. Ну, то есть… как бы выразиться… не вполне пустоту. Взломанная сокровищница воняла, точно деревенский сортир. На нижней полке, где полагалось бы храниться золоту и драгоценным камням, громоздилась изрядная куча совсем другого «золота».

Вот тебе и продуманная система высокопрочных ригелей, и холоднокатаная сталь, и четыре дюйма весьма нерядового бетона…

— Сработано чисто. Отметился специалист экстра-класса, — тихо, с невозмутимостью истинного посвящённого прокомментировал Дядя.

Мирзоев кивнул. Эти русские! Эти русские воры! С этим их старинным поверьем, дескать, стоит испражниться на месте преступления — и тебя ни с какими собаками не найдут…

Вслух он только спросил:

— Много денег унесли, Дядюшка?

— Деньги, дорогой племянничек, хранят в сейфах лишь идиоты, — страшно улыбнулся Дядя. — Я что, похож на одного из них? — Выдержав зловещую паузу, он глянул, словно полоснул клинком. — А вот бумаги пропали все. Регистрации, лицензии, печати, разрешения, паспорта. Бланки строгой отчётности, налоговые документы. Кто-то, дорогой племянничек, в самом деле хочет испортить нам жизнь. Кто же этот несчастный?