Сливовый пирог - Пэлем Грэнвил Вудхауз

– Как бы то ни было, ты сын моего брата, маленьким я нередко тетешкала тебя на колене, хотя другого такого недоразвитого младенца я в жизни не видела, но ведь нельзя тебя винить за то, что ты был похож на помесь вареного яйца с куклой чревовещателя, и я не допущу, чтобы ты бесследно сгинул в калоше, в которую угодил. Я должна сплотиться вокруг тебя и протянуть руку помощи.

– Спасибо, единокровная старушенция. Ужасно благородно с вашей стороны это ваше стремление помочь. Но что вы можете сделать?

– Сама по себе, возможно, ничего, но я могу посовещаться с Дживсом, и совместно мы наверняка что-нибудь придумаем. Звони ему и зови скорее сюда.

– Его еще нет дома. Он играет в бридж у себя в клубе.

– Все-таки позвони. А вдруг.

Я позвонил и, к своему изумлению, услышал размеренный голос:

– Резиденция мистера Вустера.

– Господи, Дживс, я и не предполагал застать вас дома так рано.

– Я уехал раньше срока, сэр. Сегодняшняя игра не доставила мне обычного удовольствия.

– Плохая карта шла?

– Нет, сэр, карты мне доставались вполне удовлетворительные, но партнер дважды сорвал мою игру, и у меня пропало желание продолжать.

– Сочувствую. Значит, вы сейчас ничем не заняты?

– Нет, сэр.

– Тогда, может, примчитесь во весь опор к моей тете Далии? Тут в вас большая нужда.

– Очень хорошо, сэр.

– Едет? – спросила тетя.

– На крыльях ветра. Только наденет свой котелок.

– Тогда уйди куда-нибудь.

– Вы не хотите, чтобы я участвовал в конференции?

– Нет.

– Но три головы лучше, чем две, – попробовал я настоять.

– Только не тогда, когда одна из них – насквозь костяная, – отрезала престарелая родственница, вернувшись к прежней манере выражаться.

В ту ночь я спал неспокойно, мне снилось, будто я убегаю, а меня настигают Царицы Фей, целая свора, да их еще сзади подгоняет Джас Уотербери на коне и орет: «У-лю-лю!» и «Ату его!» Так что, когда я вышел к завтраку, был уже двенадцатый час.

– Насколько я понимаю, Дживс, – говорю я, мрачно ковыряя в тарелке яичницу, – тетя Далия вам все рассказала?

– Да, сэр. Рассказ миссис Траверс был весьма информативен.

Я вздохнул с облегчением, потому что от этой секретности и всяких условных обозначений А и В у меня уже голова кругом шла.

– Положение угрожающее, вы не находите?

– Безусловно, угроза, нависшая над вами, довольно серьезна, сэр.

– Не представляю себе, как я буду выступать ответчиком в деле о нарушении брачного обещания, а публика в зале будет издевательски хохотать, и присяжные еще назначат мне оплату издержек. Да я после этого просто не рискну показаться в «Трутнях».

– Да, скандальная слава – крайне неприятная вещь, сэр.

– С другой стороны, платить Джасу Уотербери две тысячи фунтов мне совершенно не хочется.

– Сочувствую вам в вашей дилемме, сэр.

– Но вы, может быть, придумали какой-нибудь потрясающий способ, как перехитрить Джаса, чтобы он до могилы ежедневно посыпал свою масляную голову пеплом? Как вы собираетесь с ним говорить, когда он явится сюда?

– Я собираюсь воззвать к его здравому смыслу, сэр.

Сердце у меня похолодело. Наверно, я слишком привык, что Дживс мановением волшебной палочки развеивает по воздуху самые опасные кризисы, и ожидал от него, что он, если что, всегда вынет из шляпы чудесное решение, и никаких хлопот. Однако в то утро, хотя вообще я до завтрака не слишком хорошо соображаю, мне было ясно, что намерение Дживса нипочем, выражаясь словами Джаса Уотербери, не пройдет у публики на ура. Станет он слушать рассуждения о здравом смысле, как бы не так. Чтобы в чем-то убедить этого короля мошенников, нужен кастет и чулок с мокрым песком, а не здравый смысл. В тоне, которым я спросил Дживса, неужели он не мог придумать ничего получше, прозвучал скрытый упрек.

– Вы невысокого мнения о таком плане действий, сэр?

– Знаете, я бы не хотел ранить ваши чувства…

– Ну что вы, сэр.

– …но я бы не назвал это вершиной вашей творческой мысли.

– Мне очень жаль, сэр, но тем не менее…

В этот миг заголосил дверной звонок. Я с яичницей на губах вскочил из-за стола и оглянулся на Дживса. Не поручусь, что глаза у меня при этом вылезли вон из орбит, но вполне может быть, что и так, у меня было такое чувство, будто в квартире взорвалась добрая унция тринитротолуола.

– Пришел!

– По всей видимости, да, сэр.

– Я просто не в состоянии с ним общаться в такую рань.

– Ваши чувства вполне понятны, сэр. Было бы целесообразно вам куда-нибудь скрыться, пока я буду вести переговоры. Наиболее удобным укрытием представляется пространство позади пианино.

– Вы правы, как всегда, Дживс.

Утверждать, будто за пианино оказалось так уж удобно, я бы не стал, не желая вводить читателя в заблуждение, но все-таки там я был спрятан от посторонних глаз, а это главное. И условия, позволяющие оставаться в курсе происходящих событий, тоже оказались недурны. Я услышал звук открывающейся двери, и голос Джаса Уотербери произнес:

– Привет, миляга.

– Доброе утро, сэр.

– Вустер у себя?

– Нет, сэр, он только что вышел.

– Странно. Он знал, что я должен прийти.

– Вы – мистер Уотербери?

– Я самый. Куда он подался?

– Насколько я знаю, у мистера Вустера было намерение посетить своего ростовщика, сэр.

– Что?

– Он упомянул об этом, уходя. Сказал, что надеется получить фунта два-три за часы.

– Вы смеетесь? Зачем бы он стал закладывать часы?

– Он весьма стеснен в средствах.

Последовала, как выражаются иногда, зловещая тишина. Вероятно, Джасу Уотербери потребовалось время, чтобы переварить это известие. Жаль, я не мог участвовать в разговоре, а то бы я непременно сказал: «Дживс, так держать!» – и извинился бы, что вздумал в нем усомниться. Можно было догадаться, что, говоря о намерении воззвать к здравому смыслу Джаса Уотербери, он припрятал в рукаве козырь, который все меняет.

Прошло какое-то время, прежде чем Джас Уотербери снова заговорил, и при этом в голосе у него слышалась некоторая дрожь, словно бы он начал подозревать, что в жизни есть не только розы и солнечные лучи, как ему казалось до сих пор. Я его понимал. Нет страданий горше, чем испытывает человек, который возомнил, будто отыскал горшок с золотом у подножия радуги, и вдруг узнает из авторитетных источников, что ничего подобного. До сих пор Бертрам Вустер был для него беззаботный жуир, который разбрасывает направо и налево суммы по пятнадцать фунтов, чего невозможно делать, не имея солидного счета в банке, и известие, что Бертрам Вустер бегает закладывать часы, было для него как острый нож в сердце, если, конечно, оно у него есть. Он ошарашенно проговорил: