Будь моим происшествием - Маша Брежнева

Затем Андрей отключил телефон, а я поняла, что не хотела бы оказаться на месте того, с кем он общался. Вообще не уверена, что мне понравилось бы пересекаться с Кругловым на работе. Он не перегибал палку, но был довольно жёстким. И это входило в резкий контраст с тем, что я видела обычно. Парень, который на свиданиях предлагал покататься на колесе обозрения, дарил букеты и плюшевых медведей, своих подчиненных нехило так разносил.

Странно, что он в обычной жизни такой милый и добрый. Хотя… вспомнить бы тот случай, как он подрезал водителя «Лады», или взять сегодняшний вечер с обидами Андрея на мой внезапный приезд к нему.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Круглов все же более, чем просто неоднозначный. Докопаться до глубин его характера в наши не слишком частые у меня не получалось. Рассказывать о себе он по-прежнему не хотел. Наша недоистория как будто собиралась из кусочков, была какой-то неполноценной. И я совершенно не понимала, чего не хватает.

- Проблемы на работе? – спросила я у Андрея, когда мы в очередной раз остановились.

- Да какие это проблемы, каждый день одно и то же. Людям объясняешь, как надо, а они все равно хотят сделать по-своему.

- Так вот почему тебя раздражает, когда кто-то принимает решения сам. В данном случае я, например.

- Вит, меня это не раздражает, – он бросил на меня мимолетный взгляд и тронулся с места. – Но ты постарайся без сюрпризов, ладно?

- Как скажешь, – согласилась я, смотря в окно, а не на Андрея. – Может, мне реально домой?

- Наверное, ты права, сегодня так лучше будет. Мы оба не в том настроении.

Он действительно подвез меня. Странно, почему мы так легко отказывались от времени, которое могли бы провести вместе? Это можно было бы хоть как-то объяснить, будь мы уже лет десять женаты. Но мы даже не целовались ни разу нормально! И снова наша встреча получилось странной, неоконченной как будто.

А вдруг у людей, которые познакомились во время ДТП, ничего другого и быть не может?

Я попросила Круглова высадить меня возле продуктового магазина, так как вспомнила, что в холодильнике у меня полнейшее разорение, как после нашествия Орды. Как я только довела до такого? Андрей на прощание чмокнул меня. А дальше я отправилась закупаться, надеясь, что полки с продуктами отвлекут меня от бессмысленных размышлений.

Но как обычно, просто так у меня ничего не получилось. Даже к ужину еды купить.

Посреди магазина я заметила его. И пусть мы виделись всего один раз в жизни, я просто не могла его ни с кем перепутать. Воскресенский подзавис в овощном отделе, видимо, оценивая картофель и помидоры на предмет адекватности, как в своё время меня в кабинете травмпункта. Меньше всего хотелось пересекаться с доктором сейчас, в таком эмоциональном состоянии. Да мне вообще не очень-то хотелось с ним пересекаться. Я ведь случайно могла прибить его прямо загипсованной рукой.

Но при этом мне было интересно понаблюдать за Кириллом, и я пристроилась в чайном отделе, как разведчик. Как вообще расценить мое поведение? Поглядывая за тем, как Воскресенский собирает продуктовую корзину, я увлеклась этим видом и не заметила, как подошла слишком близко к дополнительной полке с чаем. А потом случайно смахнула несколько упаковок на пол своей сумкой, которую держала на сгибе локтя правой руки.

Видимо, мой лимит на то, чтобы не косячить, уже был исчерпан.

Я судорожно собирала опрокинутые коробки, надеясь смыться отсюда быстрее, чем Воскресенский обратит внимание на какую-то мышиную возню в соседнем отделе. Но даже лихорадочно управляясь одной рукой, я продолжала смотреть на белобрысый затылок доктора, который направлялся к стеллажам…

С кофе! О нет, это совсем близко. Пришла пора драпать, заигралась что-то Витуля. И вот какого… Ивана Грозного мне понадобилось сталкерить Кирилла, этого дока со странным юмором и бесконечно опасным для меня взглядом?

Я успела скрыться в другом отделе прежде, чем Воскресенский оказался там, где я стояла всего минуту назад.

Аккуратно смахнула со лба выступившие капельки пота и шумно выдохнула. И только тут заметила, что у меня на туфлях развязались шнурки. Я не развязывала их с того момента, как сломала руку, обуваясь только при помощи ложки. Выругавшись, я просто смяла вредный шнурок и затолкала его внутрь обуви.

Мозги в тот миг превратились в какую-то странную кашу. Самоконтроль, который у меня и без того незавидный, опустился за грань ниже плинтуса. Очень интересно действовала на меня близость доктора Воскресенского. Продукты я начала выбирать лишь тогда, когда Кирилл уже вышел из магазина.

Да уж. Не взлетели, но поплавали знатно…

Только не в том море.

Лучшее место на этой планете – кухня дома у мамы и папы.

И не по той причине, что мама всегда встречает меня вкусняшками, а папа сам варит в турке ошеломительный по вкусу кофе. Я безумно люблю своё семейство за все, чему они меня научили и все то, что они дали мне как мои первые наставники в этой жизни. Я гордо заявляю, что я – дочь своих родителей. Потому что во многом я похожа на них.

Они познакомились на работе. Папуля, тогда ещё лейтенант Сергей Москвитин, однажды как-то очень полюбил заглядывать в отдел кадров районного УВД. И не потому, что ему очень хотелось выйти в отпуск или взять недельку без содержания. Просто кадровиком трудилась моя мама, Ольга тогда-ещё-не-Москвитина. Молоденькая Оля Белозерова едва устроилась работать в органы,  как сразу обалдела от свалившегося на неё мужского внимания. Но битву за ее сердце выиграл папа, и свадьба состоялась очень быстро – через три месяца после знакомства.

Вот были же времена! А сейчас парни неделями поцеловать нормально не могут, голова только работой забита.

Мои родители были ещё совсем молоды, когда родилась я. Но в мое воспитание они вложили все свои силы, поэтому получился (по моему самому скромному мнению) неплохой человек, только вот косячный. Но это уже вопрос явно по другому адресу. Ма и па, как я называла их с самого детства, никогда не хотели, чтобы я тоже работала в органах. На их счастье, я и сама этого для себя представить не могла. Разве что мы с детьми других работников МВД, папиных друзей, когда-то очень давно (лет в пять-семь) могли играть в «милицию».