Хлеб Гиганта - Агата Кристи

— Я не знаю, что сказать... какими словами мне извиниться за жену...

Сестра Фрэнсис ответила ровным, будничным голосом:

— Ничего страшного. Я все понимаю. Но в любом случае мне лучше уехать как можно скорее. Мое присутствие плохо действует на миссис Дейер. Она расстраивается, нервничает...

— Если бы она знала, как далеки от истины ее дикие обвинения. Оскорбить вас...

Сестра Фрэнсис рассмеялась (правда, не очень убедительно) и бодро произнесла;

— Мне всегда кажется странным, когда люди жалуются на то, что их оскорбили. Такое высокопарное слово, вы не находите? Пожалуйста, не беспокойтесь и не думайте, будто я придаю этому значение. Но послушайте, мистер Дейер, ваша жена..

— Что?

Ее голос изменился. Теперь она говорила печально и серьезно:

— ...очень несчастна и одинока

— Вы полагаете, что это только моя вина? — спросил отец.

Повисло молчание. Сестра Фрэнсис открыто взглянула на него зелеными глазами и твердо сказала

— Да, ваша

Он тяжело вздохнул.

— Никто, кроме вас, не посмел бы мне это сказать. Вы... думаю, именно ваша смелость так восхищает меня — ваша абсолютная и бесстрашная честность. Жаль, что Вернону придется расстаться с вами раньше времени.

— А вот за это не надо себя винить, — сказала она — Я уезжаю не из-за вас.

— Фрэнсис! — нетерпеливо позвал Вернон, — я не хочу, чтобы ты уезжала Пожалуйста, не уезжай — только не сегодня!

— Конечно, не сегодня, — отозвалась сестра Фрэнсис. — Нам еще нужно поговорить об этом с доктором Коулзом.

Она уехала через три дня. Вернон горько плакал. Он потерял первого в своей жизни настоящего друга

1

Вернон смутно помнил, что происходило с ним с пяти до девяти лет. Все изменилось — но так постепенно, что не оставило отчетливого следа. Няня так и не вернулась. После удара ее мать была беспомощна, Няня вынуждена была остаться и ухаживать за ней.

Вместо Няни во главе детской была поставлена некая мисс Робинсон, существо столь бесцветное, что в дальнейшем Вернон с трудом мог вспомнить, как она выглядела. Должно быть, при ней он совсем отбился от рук, потому что был отправлен в школу, как только ему исполнилось восемь лет. Впервые приехав домой на каникулы, Вернон обнаружил в детской свою двоюродную сестру Джозефин.

Во время своих немногочисленных визитов в «Могучие Братья» Нина никогда не привозила с собой дочурку. Да и визиты эти становились все реже и реже. Вернону, который, подобно любому ребенку, все интуитивно понимал, было хорошо известно, что во-первых, отец не любит дядю Сиднея, но всегда безукоризненно вежлив с ним; во-вторых, что мама не любит Нину и не пытается это скрыть.

Иногда, когда Нина с Вальтером разговаривали, сидя в саду, Мира подходила к ним и, так как в разговоре всегда наступала пауза, говорила:

— Полагаю, мне лучше уйти. Вижу, я не вовремя.

И в ответ на неловкое протестующее бормотание добавляла:

— Нет, Вальтер, спасибо. Я прекрасно понимаю, что лишняя.

И она уходила со слезами в карих глазах, покусывая губы и гневно сжимая-разжимая пальцы. Брови Вальтера Дейера медленно ползли вверх.

Однажды Нина не выдержала;

— Нет, она невыносима! Я и десяти минут не могу с тобой поговорить так, чтобы она не устроила сцену. Как ты мог, Вальтер? Как ты мог?

Вернон помнил, что отец тогда посмотрел по сторонам, задержал взгляд на доме, потом перевел его на видневшиеся вдали руины старого аббатства и медленно произнес:

— Я любил это место. Полагаю, эта любовь передалась мне по наследству. Я не мог упустить «Могучие Братья».

Повисла пауза, затем Нина как-то странно засмеялась:

— Не очень-то мы преуспели в семейной жизни, Вальтер. Мы оба смешали разные понятия...

Они вновь замолчали. Потом отец спросил:

— Неужели все так плохо?

Нина горько вздохнула и кивнула:

— Весьма Не думаю, Вальтер, что так может продолжаться. Фред видеть меня не может. Да на людях мы ведем себя идеально, никому и в голову не приходит... Но когда мы одни... Боже мой!

— Я все понимаю, но, милая моя девочка..

Тут на какое-то время их голоса стали тише, Вернон ничего не мог разобрать. Казалось, отец спорит с Ниной. Постепенно он снова заговорил громко:

— Ты не можешь совершить этот безумный шаг! Даже если бы ты любила Энсти, а ты его не любишь.

— Думаю, ты прав. Но он — без ума от меня.

Отец произнес что-то похожее на «положение в обществе».

Нина вновь засмеялась:

— Что? Да нам обоим на это наплевать!

— Энсти в конце концов задумается об этом.

— Фред с радостью разведется со мной. Тогда и поженимся.

— И даже тогда..

— Вальтер на стороне социальных предрассудков! В этом есть что-то забавное.

— Не сравнивай мужчин и женщин.

— О, знаю-знаю! Но не может быть ничего хуже этого беспросветного отчаяния. Да, в глубине души я все еще люблю Фреда А он меня никогда не любил.

— Но у вас есть дочь. Не можешь же ты уйти и бросить ее?

— Не могу? Ты прекрасно знаешь, что меня вряд ли можно назвать хорошей матерью. Но на самом деле я просто заберу ее с собой. Фреду наплевать. Он ненавидит ее так же, как и меня.

На этот раз они замолчали надолго. В конце концов Нина медленно произнесла

— В какой же угол можно загнать самих себя!.. И ты, Вальтер, и я — мы сами во всем виноваты. Ничего не скажешь, хорошее семейство — мы всем приносим несчастья, и себе, и близким.

Вальтер Дейер поднялся. Рассеянно набил трубку и побрел прочь. Тут Нина впервые заметила Вернона

— Здравствуй, милый, — улыбнулась она. — Я и не заметила тебя. Ну что, много ты понял из того, что услышал?

— Не знаю, — сказал Вернон вяло, переминаясь с ноги на ногу.

Нина открыла сумочку на цепочке, извлекла из нее черепаховый портсигар, достала сигарету и стала прикуривать. Вернон смотрел на нее завороженно. Он еще никогда не видел, чтобы женщина курила

— В чем дело? — удивилась Нина

— Мама говорит, что порядочные женщины не курят, — сказал Вернон, — я слышал, как она говорила это мисс Робинсон.

— Вот как! — Нина выдохнула облачко дыма. — Я думаю, что она права. Видишь ли, Вернон, меня вряд ли можно назвать порядочной женщиной.

Вернон смотрел на нее с чувством смутного беспокойства.

— Ты очень красивая, — выдавил он смущенно.