Опасная соперница - Генриетта Рейд

— Ты такая странная! — произнес он между взрывами хохота.

Мелинда медленно отложила ложку.

— Я не странная. Это вы странный.

Пол изумленно посмотрел на нее и произнес:

— В этом меня раньше еще не обвиняли. Мне казалось, что я один из тех совершенно прозрачных, легких людей, которых все презирают.

— Вы странный, — монотонно повторила Мелинда. — Я слышала, как люди говорили.

— И что же они про меня говорили? — снисходительно спросил Пол.

На лице Мелинды появилась зловещая улыбка.

— Они говорили, — медленно ответила она, — что вы брали шлюп до того, как дядя Гарт и пра-дядя Гайлз вышли в море. Поэтому он перевернулся.

Лицо Пола застыло.

— Какая ты ужасная девочка, Мелинда! Неужели ты можешь причинять только зло?

— Я только повторяю то, что слышала, — сказала Мелинда. — Люди говорят, что видели, как вы направили шлюп на скалы и, наверное, повредили его. Все знают, что вы не умеете ходить на лодках.

Пол, кажется, успокоился.

— Действительно, хотя бы это правда. Но мне жаль тебя разочаровывать, лодка была в отличном состоянии, когда я вернулся.

Почему он так подробно объяснял все этому ужасному ребенку? Проще просто не обращать на нее внимания. Может, в этих слухах есть крупица правды? Я вспомнила слова кузины Юнис насчет Пола: «Милый мальчик, но… не обманись его беспечным видом». Верити тоже упоминала про ссору между Гайлзом и Полом. Может, Нью-сом под маской безмятежного дружелюбия хладнокровно спланировал убийство Гайлза Ситона, чтобы отомстить? А если так, то что могло произойти между ними и вызвать такую жгучую ненависть?

Я отогнала эти мысли. «На меня так действует злоба Мелинды», — угрюмо подумала я. Гайлз Ситон был мягким человеком и вряд ли мог стать объектом такой ненависти.

После обеда Пол заспешил в свой кабинет в глубине дома, а Эмиль пошел с Мелиндой, которая надменно предложила ему поиграть в прятки в картинной галерее. Оставалось только надеяться, что ее намерения были в действительности невинны. Я все же опасалась, что девочка не отказалась от мысли сделать жизнь Эмиля невыносимой.

Оставшись одна, я вышла в прихожую и остановилась перед сводчатой дверью. Проходившая мимо миссис Киннифер, увидев, что я медлю, улыбнулась.

— Почему вы не зайдете, мисс Уэстолл? В Треджиллисе прекрасная библиотека.

— Значит, это библиотека, — с радостью повторила я. — С удовольствием посмотрю.

Она кивнула.

— Можете сидеть там сколько душе угодно.

С улыбкой она поспешила прочь, а я тут же повернула ручку.

Войдя, я воскликнула от восхищения. Вдоль стены на полках стояли книги, их красные сафьяновые и щегольские коричневые кожаные переплеты тускло переливались. В разных местах стояли удобные потертые кресла, а на полированном полу перед камином лежала толстая медвежья шкура. По углам располагались высокие напольные лампы с абажурами из пергаментной бумаги. Я живо представила себе комнату зимой, когда на улице лежал хрустящий снег, а за широкой решеткой потрескивали дрова и лампы излучали мягкий свет. Как уютно было бы устроиться в широком кресле за одной из этих книг.

Я подошла к полкам. Книг было так много, что у меня разбегались глаза: я, словно ребенок, смотрела на витрину со сладостями и не знала, что выбрать.

Меня привлекла книга в красивом переплете из тисненой кожи, оказавшаяся старой историей Корнуолла. Открыв ее, я, к своему удивлению, обнаружила, что на форзаце ученическим аккуратным почерком было выведено «Для Гарта» и стояла подпись «Диана Ситон». Я бы узнала почерк Дианы и без подписи.

Перелистывая страницы, я села в кресло и зачиталась главой о кавалерах Фауи, где говорилось об авантюристах эпохи королевы Елизаветы, правивших Нормандией. Прочитав главу, я встала, и тут на пол выпорхнул листок бумаги. Подобрав его, я вновь увидела знакомый почерк Дианы, только на этот раз не такой аккуратный и четкий, скорее это были неразборчивые каракули, словно пишущего обуревали сильные чувства.

Мое сердце забилось сильнее, когда я прочла:

«Милый, милый Гарт! Как ты можешь быть таким жестоким? Ты же знаешь, что даже твоего доброго взгляда достаточно, чтобы сделать мой день счастливым, но в последнее время ты был таким холодным и чужим. Ты смотришь только на Арманелл. Да, я знаю, она очень красива и по сравнению с ней я всего лишь твоя глупая, любящая, робкая маленькая кузина, но я так люблю тебя, Гарт. Помни это! Немного больше, чем любит или может любить Арманелл. Если бы я была старше, я могла бы сделать так, чтобы ты полюбил меня. Я бы знала как. Понимаю, что в твоих глазах я нелепая, неловкая и всем мешаю, но, когда сегодня ты поехал кататься с Арманелл, я только хотела ехать следом на Тоби. Я бы не стала мешать тебе. Но Тоби слишком толстый, чтобы скакать галопом. Ты поступил жестоко, отправив меня домой. Ты был таким резким и презрительным, а я ведь не собиралась за вами следить. Я просто хотела тебя видеть, хотя ты и смотришь только на Арманелл. Сегодня ночью я не засну, потому что слишком несчастна. Почему ты не можешь быть добрым ко мне? Я не могу не любить тебя, это мое несчастье. Знаю, люди улыбнутся и скажут: «Она вырастет и забудет об этом», потому что я еще слишком юна, но я знаю, что буду любить тебя до конца. Ты читаешь эту книгу, я видела, как ты оставил ее на своем стуле, значит, сегодня после ужина, когда войдешь в библиотеку, ты найдешь это письмо. Пожалуйста, улыбнись мне сегодня вечером, и я буду знать, что мы снова друзья.

Твоя несчастная и любящая Диана».

От изумления листок выскользнул из моих рук. Чувства были так обнажены и искренни — смесь детской наивности и глубины переживаний: «Тоби слишком толстый, чтобы скакать галопом» и «Я буду любить тебя до конца». Неужели это та тихая, сдержанная Диана, которую я знала, чья жизнь казалась наполненной одной лишь работой? Как же мало я ее знала! Она скрывала свою страстную любовь к кузену Гарту, как скрывают постыдный секрет, гордость не позволяла ей признаться, что ее чувство было неразделенным. В тот миг я ощутила ненависть к человеку, который причинил ей столько горя.

Мне представилась сцена на вересковой пустоши: ребенок, изо всех сил спешащий за своим красивым кузеном и Красавицей Арманелл. Но Гарт замечает ее и с презрением прогоняет прочь. Несомненно, его спутница довольна… Я вдруг поняла, что подсознательно с самого начала недолюбливала Арманелл и не доверяла ей. Но эти чувства были смутными. Они не имели ничего общего с моей ненавистью к Гарту Ситону. Диана называла свои чувства к нему несчастьем. Настоящая катастрофа — любить такого человека. Позже любовь Дианы превратилась в ненависть или не так? Может, это просто жгучая ненависть к Арманелл, которая должна была завладеть ее родным домом, став невестой Гарта? Неужели это заставило ее подозревать Гарта в смерти отца?

Меня одолевали сомнения. Было сложно привыкнуть к этой новой стороне жизни Дианы Си-тон. Ее откровение словно выбило почву из-под ног, я больше ни в чем не была уверена.