Стальная Крыса отправляется в ад - Гарри Гаррисон

— Как только закончим это дело, я тебе подарю усовершенствованную, звукозаписывающую модель, — пообещал я Сивилле.

— Другой такой во всей галактике нет, — уточнил Боливар.

— Я… не знаю, как и благодарить, — с жаром произнесла она. И я был уверен, что этот жар — не притворный. Она быстро вышла из номера. Через несколько минут мы увидели, как она переходит улицу и исчезает под аркой Церкви.

Шел тропический ливень, то и дело полыхали молнии и грохотал гром. Церковь Ищущих Путь превратилась в туманное пятно, ее очертания терялись в сумраке за стеклом, испещренным брызгами дождя. Оптика позволяла видеть ее довольно сносно, но невооруженным глазом я почти ничего не мог разглядеть. Уже почти час Сивилла — в этом здании. У Слэйки. Я задыхался в четырех стенах.

— Пойду подышу свежим воздухом. — Я нахлобучил бейсболку с логотипом «Кокаин-кола» над козырьком.

— Промокнешь, — сказал Боливар.

— Будешь слоняться вокруг Церкви, спугнешь Слэйки, — добавил Джеймс.

Я высокомерно скривил верхнюю губу.

— Спасибо за сыновнюю заботу, но ваш старый папаша еще не в полном маразме. Эта кепочка не только рекламирует дрянной напиток, она в придачу создает водоотталкивающее поле. Вас еще на свете не было, когда я слонялся возле церквей, невидимый и непромокаемый, аки дух святой.

Мое натужное остроумие не заслужило ни одной кривой улыбки. Я понял, что сыновья волнуются ничуть не меньше старого папаши. И все-таки мне было необходимо глотнуть свежего воздуха.

В вестибюле гостиницы — ни единого признака жизни. В смысле, белковой. Робоуправляющий поклонился и помахал мне рукой в перчатке. Робошвейцар распахнул передо мной дверь, и дождь мигом забрызгал его металлическую физиономию.

— Вечерок не то чтобы очень, сэр, — елейно проговорил он. — Но завтра будет солнечный денек, это как пить дать.

— Это что, в программе у тебя? — прорычал я. — Ты всегда эти слова говоришь, когда дождь?

— Да, сэр.

Подумать только, я беседую о погоде с безмозглым роботом! Должно быть, нервы сдают. Я вышел из гостиницы. Дождь лил как из ведра, но я не сомневался, что выйду сухим из воды. Спасибо электростатическому полю, которое отталкивало дождевые капли.

Анжелина… В груди сидела боль. Не метафорическая — самая что ни на есть настоящая. Я гнал мысли о жене, чтобы не мешали действовать, но тоска терзала сердце. Сколько раз Анжелина спасала мне жизнь, сколько раз ей приходилось выхватывать из коляски с близнецами припрятанное оружие! А как ловко мы с ней брали банки, как весело делили на двоих приключения, уже не говоря о деньгах! Как лихо спасали вселенную, отражали орды скользких чудовищ! Воспоминания, воспоминания… Бывали в нашей жизни и тяжелые времена, но в этот вечер мне хотелось стать цифрой на солнечных часах, чтобы замечать только светлые, радостные дни… Я оборвал нить тягостных раздумий. Слезами горю не поможешь. Чтобы вернуть Анжелину, необходимо действовать. Только по этой причине я здесь. И мальчики. И только по этой причине Сивилла сейчас рискует жизнью.

Я шел куда глаза глядят. А они глядели не куда попало, а на кафе, которое стояло напротив Церкви Ищущих Путь, на другой стороне площади. Несколько столиков на тротуаре были защищены от непогоды навесом и водоотталкивающим полем. Когда я вошел под навес, это поле наложилось на мое, и по мне забегали крошечные молнии. Я коснулся выключателя на козырьке бейсболки и расположился за столиком лицом к Церкви.

— Милости просим, господин или госпожа, милости просим, — произнесла свеча на столике. Вспыхнул и затрепетал огонек.

— Не госпожа. Господин.

— Что желает заказать не госпожа, а господин? Проклятие! Везет же мне нынче на бестолковых роботов!

— Пива. Холодного. Большую кружку.

— С превеликим удовольствием, господин, а не госпожа.

Столик задрожал, а затем посреди него возникло отверстие и появилась кружка. Я протянул к ней руку, но взять не смог.

— Два кропотника с полтиной, — произнес другой механический голос, не такой теплый, как у свечи.

Я уронил в прорезь три монеты, зажим отпустил кружку.

— Спасибо за чаевые, — сказал наглый механизм. Я удержал в горле невольный рык и смыл его в пищевод глотком пива. По площади лупил тропический дождь, вдали рокотал гром. Мимо изредка проносились машины. Дверь Церкви Ищущих Путь не отворялась. Пиво было так себе. Я ждал. Время шло. Я осушил кружку и заказал вторую.

— Два кропотника семьдесят, — сказал столик.

— Почему семьдесят? Та кружка стоила два пятьдесят.

— Тогда еще действовала дневная скидка. Платите. На сей раз я не дал роботу шанса зажилить сдачу.

— Жадина. — Он сопроводил этот эпитет электронным фырканьем.

Помаленьку дождь сошел на нет, сквозь облака проглянул один из трех спутников Вулканна. Я заметил движение на той стороне площади. Пригляделся. Отворилась дверь Церкви, вышли три женщины. Постояли, поговорили и разошлись. Сивилла направилась прямиком в мою сторону, и у меня отлегло от сердца. Она не смотрела на меня, но, по-видимому, каким-то образом узнала о моем присутствии.

Сивилла вошла в кафе. Я еще несколько минут посидел, глотая пиво. Похоже, «хвоста» за ней нет. Я осушил кружку и вошел в кафе.

Она сидела в дальнем углу, в кабинке, и перед ней стоял бокал с коктейлем. Она едва заметно кивнула, и я направился к ней. Она сделала большой глоток, затем второй и вздохнула с облегчением.

— Джим, я такое испытала… словами передать невозможно. Кроме меня, там были еще две женщины. Мы подошли к отцу Мараблису… или Слэйки… Я уже запуталась. Никаких машин на виду. Он с нами немного побеседовал, затем положил ладонь мне на лоб. И тут что-то произошло… неописуемое. Обморок… или нечто в этом роде. Могу только повторить вслед за Вивилией фон Брун, это невыразимо. Но зато я хорошо запомнила, что было потом. Мы шли за отцом Мараблисом по полю, по очень низкой траве. Он остановился, простер руки, и в тот же миг я услышала приятный звон. Очень явственно. Отец Мараблис показывал на белое облако, оно плыло к нам. С него-то и доносился звон. И пение. Слыша все это, я испытала прилив радости, душевный подъем. А после — только не смейся! — увидела над облаком маленькое летучее существо. Правда, всего лишь мельком.

— Птицу?

— Нет. Малюсенького розового ребеночка с крылышками на плечах. Он тотчас исчез, и все кончилось.

— А больше тебе ничего не запомнилось?

— Я… даже не знаю. Помню, отец Мараблис взял меня за руку, повернул лицом к себе, и я снова оказалась в Церкви, а рядом стояли те женщины… И почему-то было очень грустно, словно я утратила что-то дорогое…