Мой бывший темный - Екатерина Вострова

Ноги подкашивались, по телу пробегала дрожь. Я сопротивлялась внезапно нахлынувшим чувствам из последних сил, до боли закусила губу. Мы уже чужие друг другу люди. Разве не так?

— То, о чем человек в театре попросил тебя… — я тяжело сглотнула. — Это отвратительно.

— О чем ты?

— Он хочет, чтобы ты загипнотизировал девушку? Чтобы она переспала с ним? Я правильно поняла? — голос дрожал, внутри поднялась волна злости, и я ухватилась за нее, только лишь бы не дать себе окончательно пропасть, вдыхая терпкий аромат духов Виктора.

— Ты говоришь так, словно я сутенер, — скривился он.

— Откуда мне знать, чем ты занимаешься, помимо фармацевтики, — с вызовом произнесла я, совсем не чувствуя себя такой храброй, какой пыталась выглядеть.

— Я могу рассказать, — хмыкнул он, приподняв одну бровь.

Я залюбовалась этим изящным движением, но стоило сместить глаза чуть ниже, как взгляд упал на тонко очерченный рот. Нестерпимо захотелось потянуться к нему навстречу, коснуться своими губами его.

Совсем как когда-то. Когда я, наивная глупая дурочка, хмелея от собственной наглости и бесстыдства, тянулась к нему, ожидая взаимности.

— Я ведь и тогда предлагал, помнишь? — он чуть приподнял меня за подбородок, заглядывая в глаза. — Но ты не захотела слушать. Не захотела даже попытаться дать нам шанс.

В его голосе почудилась тоска, пальцы невесомо гладили мою щеку. Я замерла, опустив веки, ненавидя себя за то, что просто наслаждаюсь этой мимолетной лаской.

Мужчина отпустил руку к плечу, проведя по открытой коже. Прикосновения вызывали жар в груди и отзывались сладкой истомой по телу. Осторожные пальцы скользнули к груди и, чуть задержавшись, плавно направились дальше.

Я должна была оттолкнуть его за такое, дать пощечину. Мы уже чужие люди. Но вместо этого просто стояла, покорно ощущая руки на своем теле.

Может быть, во всем были виноваты гормоны? Виноваты полгода, за которые ни один мужчина больше не прикасался ко мне? Тоска, которая меня съедала каждый раз, когда я пересматривала наши совместные фотографии в телефоне?

Вспыхнувшее желание было настолько велико, что наполняло меня полностью. Сама не замечая того, я слегка приоткрыла рот и чуть поднялась на цыпочках.

— А ведь я просил тебя тогда, — он придвинулся почти вплотную. Рука на моем плече сжалась, сердце забилось быстрее в предчувствии опасности, — как не просил прежде никого и никогда. Просил выслушать. Но ты лишь сказала, что я…

Его горячая ладонь легла на мой живот, и я почувствовала, как в этот же момент ребенок толкнулся. И он это почувствовал.

— Ты чудовище… — это то, что я сказала ему тогда.

Это было как наваждение. Я словно перенеслась в тот злополучный день, когда он затащил меня в какую-то комнату в проклятом баре.

Виктор облизывал чужую кровь, что попала на его лицо, и странно улыбался. Глаза казались красными. Должно быть, блики от пропитавшейся кровью рубашки. Ведь не могли же они быть такими на самом деле? Алыми, не человеческими. Глазами дикого зверя, пристально следящими за каждым моим шагом.

— Ты чудовище…

— Ты даже не представляешь насколько… — прошептал он тогда в ответ, сжимая меня за плечи. Пачкая кровью и меня.

Я чувствовала этот запах, меня мутило от близости смерти.

— Ты ведь хотела знать обо мне все?

Когда-то я действительно просила рассказывать о себе больше. Но в тот вечер в баре, один только звук его голоса вызывал отторжение и приближал истерику…

— Чудовище, с которым ты не желала иметь ничего общего, — холодный тон вернул меня в реальность.

Я покачала головой, подтверждая, что за это время абсолютно ничего не поменялось.

— Почему же тогда не сделала аборт? — с придыханием просил мужчина. — Ты ведь думала об этом, признайся?

— Думала… — в горле встал ком, мешающий говорить. — Моя мать отказалась от меня. Но она, по крайней мере, подарила мне жизнь. Я решила, что даже если не смогу воспитать сама… Родить будет… честнее, что ли.

— Почему тогда не сказала мне? Я имел право знать.

Сказать ему? Он шутит? Я два месяца была в состоянии постоянной истерики, не могла ни есть, ни пить. Не желала его видеть, мучаясь кошмарами.

— Не могла забыть, как ты убил тех людей в баре. Просыпалась по ночам, видя твое лицо, испачканное в чужой крови. Не хочу, чтобы мой ребенок когда-нибудь увидел тебя таким же.

Я не собиралась быть откровенной сейчас, но в тот момент, когда я принимала судьбоносное для себя решение, то действительно думала именно так.

— Я рад, что ты все-таки приняла верное решение, — сказав это, он подержал еще какое-то время руку на моем животе, а затем шагнул в сторону. — Но не хочу тебя обманывать. С тобой ребенок не останется.

— Что?! — я оторопело покачнулась.

Словно разом выбили весь воздух из легких. Сердце перестало стучать, мир замер. Я даже дышать перестала, словно забыла, зачем это вообще нужно. В глазах заплясали разноцветные точки, в ушах раздался протяжный гул.

Твёрдые руки аккуратно поддержали, не давая упасть. Усадили на кровать.

— Ну ты ведь сама говоришь, что воспитывать его в твои интересы не входило.

— Я не говорила такого! Виктор!

— Да ладно тебе, мы оба знаем, что тебе так будет лучше. Я даже разрешу вам видеться… Если, конечно, ты не собираешься ему потом рассказывать, как думала о том, чтобы убить его, лишь бы только не иметь со мной ничего общего, — я ощущала волнами исходящую от него злобу, и это наконец отрезвило.

Я встряхнулась, напоминая себе, кто я и что я здесь делаю.

— Разрешишь видеться? Да ты вообще слышишь себя?! — от безысходности схватила с кровати подушку и попыталась запустить ей в мужчину, но в итоге в воздух поднялось такое облако пыли, что просто закашлялась.

— Думаю, у нас будет еще время все обсудить, — кивнул мне он. — Постараюсь поскорее к тебе кого-нибудь отправить с продуктами. И да…

Он подошел к снятой в коридоре куртке и вытащил из кармана мой мобильник.

— Вечером принесу новый, с новой сим-картой. Мало ли. Лучше перестраховаться.

— Ты ведь мог приказать мне забыть, — окликнула я его, когда он уже был в коридоре. — Как тому полицейскому, как консьержке на входе.

— Во-первых, это так не работает, — выдохнул он, останавливаясь в дверях. — Заставить забыть можно что-то мелкое, незначительное, или значение чего человек сам до конца не осознает. Сильные эмоции заглушить не так-то просто. Да и зачем? Люди либо принимают друг друга, либо расходятся. Третьего не дано.

Принимают друг друга? Он так говорит, словно бы я не смогла смириться с какой-нибудь его вредной привычкой!