Джон - Вероника Мелан

– Это неправда, и ты это знаешь.

Мой двойник сомневался.

– А что, сложно было? Я ведь ждала…

– Она могла не знать, что ты ждешь. Могла быть занята, могла погрязнуть в сборах. Поверь, Тайра никогда не желала тебе зла и не хотела обижать. Ты ведь знаешь это, я уверена, знаешь.

Динка-клон вдруг повернулась ко мне и обняла в ответ, прижалась и расплакалась горько, совсем как в детстве; выдавила обиженно и с горечью:

– Я ей просто не нужна…

– Это в тебе говорит обида.

– Я никому не нужна…

– Нужна.

– Кому?

– Да хотя бы самой себе. Скажи, ты нужна самой себе?

– Н-н-наверное. А им? Им нет?

– Это неправда. Этот страх учит тебя быть сильнее, он показывает: «Не бойся, я пришел учить тебя смелости. Пока я в тебе, пока ты боишься, все видится именно таким, как сейчас, но если ты меня отпустишь, перестанешь сомневаться, что люди желают тебе зла, все моментально изменится. Ведь дело не в людях, дело в том, что ты меня держишь».

– Страх?

– Конечно. Он заперт тобой же внутри и вызывает обиду и печаль. Он меняет твой взгляд на вещи, заставляет думать ошибочным образом.

– Думаешь, они меня любят? И Дрейк, и Тайра?

– Конечно. И никогда не переставали. Поэтому давай просто отпустим обиду и страх на свободу, ладно?

Она все еще вздрагивала под пальцами, а я мысленно гладила ее – саму себя – по спине со всей любовью, на которую была способна.

– Давай вместе это произнесем: «Я прощаю себя».

– Я прощаю себя, – тихо, не веря ни во что хорошее и с ноткой грусти повторила Динка-двойник.

– Прощаю себя за то, что позволила страху поселиться внутри, за то, что впитала его, за то, что вырастила из него горькую обиду. Прощаю себя.

– Прощаю себя… – донеслось эхом.

– И я прощаю себя за то, что не сумела вовремя адекватно отреагировать, – я учусь. Поэтому чувство вины я прощаю тоже.

– Прощаю.

– И я люблю себя.

– Люблю себя.

И ей стало легче – Динке-клону, – я ощутила это кожей. Она – мой воображаемый двойник, – как до того образ подруги, вдруг начала таять прямо в моих руках. А то черное облако, что сидело в ней, теперь уплывало вверх – исчезало и растворялось. Так от нас уходила обида, так уходила печаль; и мне вдруг тоже необъяснимо полегчало. И, чтобы не тормозить процесс, я сразу же перешла к третьему этапу практики:

– Тело мое любимое, мой самый лучший друг, ты прости меня, ладно? Прости за то, что я напихала внутрь тебя этой черной энергии обиды, за то, что сбила наш баланс, что вдруг непонятно с чего забоялась. Тебе ведь тяжело со страхом внутри, и я понимаю: насморком ты меня не наказывало, а пыталось помочь – выводило негатив наружу. Спасибо тебе, чудесное мое. Правда, спасибо. А я просто не всегда мудрая, понимаешь? Иногда я очень-очень глупая, и потому сегодня утром ты пострадало. А вместе с тобой и я. Прости меня, пожалуйста, – впредь я постараюсь быть умнее.

И тело отреагировало. Почти незаметно и неуловимо, но оно как будто сделалось легче весом и светлее по ощущениям. Как будто ушло из него то, что мешало нормальной работе, – может, не полностью, а лишь частично, но ушло. Действуя скорее интуитивно, нежели по Дрейковой указке, я обратилась к собственному носу и дыхательным путям:

– Носик, ты тоже прости, ладно? Вместо того чтобы наполнять себя, а заодно и тебя любовью, я поддалась стрессу, и теперь ты опух и течешь. Ты тоже стараешься мне помочь – очень стараешься, отводишь прочь негатив – спасибо тебе. Пожалуйста, помоги мне простить обиду, которая осела внутри моих дыхательных путей, ладно? Я поняла, что поместила ее туда напрасно. Прости за это.

И мысленно погладила нос, напитала его золотистым светом любви.

Тело услышало – я была уверена – услышало. И почему я, глупая, так мало говорила с ним раньше? Ведь Дрейк был прав: «Тело – это не твоя собственность. Это то, что Создатель дал тебе взаймы, это твой самый лучший и преданный друг, с которым вы работаете в команде».

Мое тело. Моя команда. Прости меня.

А после был черед обиды на Дрейка – ее я простила следом – сделала все по кругу. Простила Начальника, себя, попросила прощения у тела. А после страх. И еще раз по кругу печаль – ее я увидела темным грустным образом, сидящим внутри меня и не имеющим возможности уйти – прикованным ко мне той же нитью, как до того Тайра.

– Прости печаль… Отпускаю. И спасибо за твой урок – ты учишь меня не печалиться…

– Именно она – печаль – вызывает в теле отеки. Любые: тканей, суставов, органов. И потому твой нос не дышит.

Я выпустила ее на свободу. А после какое-то время лежала, ни о чем не думала, слушала тишину.

Вопросительно и жалобно мяукнул из-за двери Миша – почувствовал, что я освободилась, и вновь попросился внутрь; играли у телевизора Смешарики, что-то жарила на кухне Клэр.

После исполнения всех инструкций и после завершения всего процесса, мне стало легче. Сил осталось меньше, но на душе стало спокойнее – я вдруг осознала, что действительно больше ни на кого не обижаюсь. Нащупала рукой пачку платков, достала новый, свернутый вчетверо, поднесла к носу…

…И поняла, что он больше не течет.

Не поверила самой себе – распахнула глаза, села, зачем-то пощупала сухие ноздри. Да, все еще чуть опухший, да, неприятно чувствительный после воспаления, но он больше не тек. НЕ ТЕК.

Клэр постучала в комнату в тот момент, когда, уставившись в стену изумленным взглядом, не способная поверить в случившееся, я сидела на кровати.

– Дин, я принесла тебе чаю. С малиной. Слышала, как ты утром шмыгала, – простыла?

Я перевела на нее стеклянный взгляд и втянула носом воздух. Шумно, глубоко. Потом выпустила его наружу. И так несколько раз – освободившийся нос дышал.

– Ой, ты уже купила лекарство, да? – она улыбнулась. – Но чай все равно поможет. С листьями, со свежей ягодой, зеленый, как ты любишь.

И она протянула мне чашку, в которой, занимая добрую половину пространства, плавали листья и мясистые хлопья разваренной малины.

– Будешь?

Я посмотрела на напиток.

– Буду.

– Вот и молодец. Выздоравливай.

Как только Клэр вышла из комнаты, я взглянула на часы – 14:33.

Двадцать одна минута.

Прошла ровно двадцать одна минута с того момента, как я откинулась на подушки и закрыла глаза. Мог ли за это время помереть вызвавший насморк вирус? Если да, то каким образом, почему? Инфекция не исчезает просто так – для того, чтобы справиться с ней, организму требуется время. Много времени. Мы привыкли к тому, что простуда длится семь дней – семь бесконечных дней температуры и пота, семь ночей с плохим беспокойным сном, семь дней вялости, ломоты в суставах, больного горла, проклятущего насморка и три тысячи вот таких вот чашек с малиновым чаем. Да, пусть первые и самые болезненные симптомы проходят раньше – если повезет, дня за три, – но за двадцать одну минуту?