Лики звезд - Виталий Вавикин

– А по-моему, нет. – Молли сгибает колени. Осторожно, словно случайно, подчиняясь желанию занять более удобную позу.

– Грейс сказала, что вас мучают кошмары?

Доктор Кезард невольно опускает глаза. Молли улыбается – подол больничного халата поднимается по бедрам ровно настолько, насколько она и хочет.

– Вам она нравится?

– Кто?

– Грейс, – Молли снова улыбается. Еще немного сгибает колени. – Я могу поговорить с ней об этом. Думаю, она не станет возражать против ужина.

– Против ужина?

– Ну, может и не только, – Молли неловко берет его за руку. Осторожно поглаживает волосатые фаланги пальцев. – Или же она не в вашем вкусе? – Молли смотрит на свою смуглую кожу. На эту чужую смуглую кожу. – Если так, то я с удовольствием продолжу лечение в домашних условиях.

– Я думал…

– Думали что?

– Что ты высшая и поэтому…

– Не стоит развенчивать мифы. По крайней мере, слишком часто, – Молли подмигивает доктору. – В конце концов, каждый имеет право немного отвлечься.

– Отвлечься?

– Обещаю ужин и, может быть, немного большее, – начинает терять терпение Молли. – Мы же взрослые люди. Ведь так?

– Наверное, – доктор Кезард отдергивает руку. Поднимается на ноги.

– Мне нужно домой, – не собирается отступать Молли.

– Обещаю подумать.

– К черту обещания! – Молли одергивает халат. – Я в порядке! – она встает с кровати. – Видишь? – опирается на больную ногу. Чувствует, как боль обжигает тело, но старается не обращать внимания. – Видишь?

Мир вздрагивает. Начинает кружиться.

– Осторожно! – доктор Кезард обнимает ее, не давая упасть.

– Пожалуйста! – шепчет Молли. – Мне очень нужно домой!

– Боюсь, ваше тело так не думает.

– Плевать на это тело! – Молли чувствует, как ненависть начинает застилать глаза. – Мне не нужно это тело!

– Вам нужно лежать.

– Мне нужно найти Молли! – она отчаянно хватается за рубашку доктора. – Отпустите меня! – Ткань трещит по швам. – Отпустите меня домой! – Молли чувствует, как тело становится ватным и непослушным.

Внутримышечная инъекция затягивает мир пеленой тумана.

– Все будет хорошо, – обещает доктор Кезард.

Молли кивает. Лежит и слушает, как он уходит. Время замирает. Растягивается. Звук шагов, кажется, продолжается целую вечность, разносится эхом по пустым коридорам, скользит по стенам, струится, переливается, заполняя собой мир.

– Какого черта на тебя нашло? – спрашивает Грейс.

Молли открывает глаза. Веки тяжелые. В голове гудят звуки шагов.

– Куза? – Грейс берет ее за руку.

– Все хорошо. – Молли заставляет себя не одергивать руку. – Сходи к нему. Сходи к доктору Кезарду и уговори отпустить меня домой.

– Но…

– Пожалуйста, – Молли вымученно улыбается. Поднимает голову. Целует Грейс, борясь с отвращением. – Сделай это ради меня.

– Сделать что?

– Что угодно, – Молли снова целует ее. Страстно, жадно. – Все, что он захочет, – она вглядывается в зеленые глаза Грейс, – он же мужчина, понимаешь?

Грейс напрягается. Каждый мускул. Каждый нерв.

– Он не сможет отказать, – Молли снова пытается поцеловать ее.

– Нет! – Грейс толкает ее кулаком в грудь. Молли падает на подушку.

– Ты должна! – кричит она в спину Грейс. – Должна!

Вечер. Гликен не приходит. Доктор Кезард не приходит. Даже Грейс – и та не приходит. Молли поднимается с кровати. Препараты притупляют боль. Нога нехотя подчиняется. Один шаг, другой. Молли выходит в коридор, спускается на лифте вниз, подходит к кабинету Гликена. Голоса. Такие тихие. Такие знакомые. Молли открывает дверь. Гликен и Кауфман оборачиваются. Награждают ее удивленным взглядом.

– Какого черта ты здесь делаешь?! – спрашивает она Кауфмана.

Он улыбается. Встает со стула и берет ее за руки.

– Доктор Кезард сказал, что с тобой что-то происходит? – говорит он с такой заботой, что Молли хочется блевануть ему в лицо. – И Грейс… – Кауфман смущенно опускает голову. – Что на тебя нашло, Куза?

– Куза? – Молли нервно пытается проглотить вставшую поперек горла желчь. Смотрит на Гликена. Пытается взять себя в руки. – Мне нужна Молли.

– Что?

– Мне нужна девушка, – она заставляет себя улыбнуться. Прижимает руки Кауфмана к своей груди. – Пожалуйста. Мне так сильно нужна эта девушка.

– Но… – Кауфман хлопает грязно-зелеными глазами. – Но я думал, у тебя уже есть Грейс.

– Это не то, – Молли снова смотрит на Гликена. – Я… Я просто… – она вспоминает библиотеку. Вспоминает книги. Пытается подобрать нужные слова, объяснения. Но в голове пустота. – Сделай его высшим, – сдается Молли. Чувствует, как вздрагивает Кауфман. – Это важно! – она вкладывает в эти слова все отчаяние, что накопилось. – Важно для меня. Ты должен мне верить. Умоляю тебя.

– Ты понимаешь, о чем просишь? – Кауфман вопросительно смотрит то на Молли, то на Гликена.

– Она стоит того!

– Кто?

– Молли. Молли Эш Кэрролл, – она просит Гликена показать журнал. – Она лучше всех, – Молли уже с трудом соображает, что говорит. – Лучше всех, кого я знаю. Может быть, даже лучше меня!

– Ты не в себе, – Кауфман смотрит на фотографии скульптур, сделанных Молли. – Даже, если она так хороша, как ты говоришь, то почему бы тебе самой не отправиться за ней?

– Я не могу, – Молли поднимает к поясу подол халата, показывает изуродованную ногу. – Видишь?

– Тогда можно послать Грейс.

– Нет! Только не Грейс! – Молли заставляет себя успокоиться. – Грейс все испортит, – она складывает в мольбе руки. – Это должен быть Гликен. Поверь мне. Пожалуйста.

– Я не могу. – Кауфман смотрит на фотографию Молли в глянцевом журнале.

– Можешь, – Молли старательно выдавливает из глаз слезы. – Ты ведь уже делал это, – она видит, как напрягается Кауфман. – Мы вместе делали это! Делали для тебя! Помнишь?

Молли смолкает, понимая, что последний козырь выложен на стол. Дальше остается лишь блефовать, хотя, по сути, она уже давно блефует. Врет. Притворяется. Играет, выдавая себя за женщину, которой не является. Но что остается еще?

– Ты до сих пор кое-что мне должен, – говорит Молли. – У нас все еще есть общие тайны, – она заставляет себя улыбнуться. – Ты ведь умный мальчик, не так ли? Плохой, но все-таки умный.

Слезы. Лишь однажды Дорин видел их в глазах Молли. Слышал, как она плачет дважды, но видел только один раз. В галерее, которую устроил в своей квартире Кауфман. Они шли вдоль покрытых пылью картин и статуй.