Вера, надежда, любовь - Вера Колочкова

Саша безропотно поднялся со стула, пошел в дом.

– Мышь, ну как он тебе? – торопливо спросила Ленка.

– Ой, Лен, не знаю… Ты же с ним жить собралась, а не я.

– Ну хоть первое впечатление какое? – не унималась Ленка.

– Да нормальное впечатление. Мужик как мужик, грядки полоть умеет…

– Какие грядки?

– А пока вы с Инной спали, мы с ним успели весь огород бабе Нюре прополоть!

– Ну, Мышь, ты даешь! – звонко расхохоталась Ленка. – Как всегда, в своем репертуаре! Везде себе занятие сыщешь, прямо семиделка какая-то!

Ленка взяла у возвратившегося Саши свою сумку, достала упаковку с аспирином. Запила таблетку чаем, посидела молча, прислушиваясь к себе.

– И как? Помогает? – заботливо спросил Саша. – Может, все же лучше в бане попариться?

«Какая нарочитая забота, неестественная… – грустно подумала Маша, глядя на них. – Нет, все-таки нельзя ничего в жизни устроить искусственно. А тем более семью. Так и будет бедный Саша изображать заботливого мужа, а Ленка – раздражаться, терпеть, злиться, обзывать его овсянкой… О боже! А сама я! Тоже часто на Семена злюсь! Только он-то меня любит, я знаю. А тут – обоюдное притворство, вдвойне несчастливое. Жалко Ленку…»

А баня у бабы Нюры действительно оказалась необычной. Они втроем разместились на широком полке, и старушка, поддав хорошенько на каменку и ловко орудуя двумя пихтовыми вениками, под дружный визг от души похлестала их по голым телесам, приговаривая:

– Терпите, терпите, девки, сейчас еще поддам… У меня пар хороший, с мятой, с душицей, чуете, какой дух идет?

Потом они отдыхали, развалившись на широченной скамье предбанника, обмазанные с головы до ног липовым медом, пили бабы-Нюрин терпкий ядреный квас. И снова парились до одурения, с визгом обливали друг друга ключевой водой, балуясь и смеясь, как малые девчонки. Под конец, опять загнав на полок, баба Нюра обложила их толстым слоем запаренной в большом чугунке травы, как живым одеялом. Шел от него такой здоровый дух природной силы и радости, что им казалось, будто и в самом деле они выйдут отсюда юными феями, гладкими и красивыми, без первых морщинок и лишних складочек, от которых в сорок лет уже никуда и не денешься.

Домой собрались уже затемно. Прощаясь, баба Нюра всплакнула. Потом, всплеснув руками, заторопилась в дом – про гостинцы забыла. Пришлось принять от нее пакеты с пирогами, чтоб не обидеть, не дай бог. Саша, отведя Ленку в сторону, трогательно целовал ее в щеки, в лоб, гладил по волосам, прижимая ее голову к груди, как будто перед ним была не циничный адвокат Найденова, а хрупкая женщина-цветочек, которую и на шаг от себя отпустить страшно. Ленка стояла закрыв глаза, блаженно улыбалась. «Кто его знает, может, он и прав… – подумалось Маше. – Может, действительно, так честнее. Каждый должен получить от другого то, чего ему не хватает. Наверное, осталось в этом мужчине столь много невостребованной нежности, что Ленка будет годами есть ее полной ложкой и никогда ею не насытится, как не может до конца наесться вкусной домашней едой – все в нее влетает, как в прорву, образовавшуюся за долгие детдомовские годы…»

– Ну, рассказывайте, как вам мой жених, – потребовала Ленка немедленного отчета, как только отъехали от дома. – Действительно овсянка без соли и сахара или я ошибаюсь?

– Да нет, он не овсянка, Лен, далеко не овсянка… – тихо произнесла Маша с заднего сиденья в Ленкин затылок. – Знаешь, даже юродствовать на эту тему не хочется. Слишком уж цинично получается. Извини…

– Ой, а я и не поняла ничего! Даже и не присмотрелась толком! – запоздало спохватилась Инна. – Сначала напилась, как идиотка, потом уснула, потом в бане парились… Но ты знаешь, Ленк, если его одеть, причесать, кое-где кое-что слегка подкорректировать – вполне ничего получится!

– Да в том-то и дело, что это самое «ничего» и получится! – грустно констатировала Ленка. – И не надо меня упрекать в излишнем цинизме, Мышь! Идеалистка ты хренова! Я же серьезно к вопросу подхожу, иначе не умею. Жизнь так научила.

– Извини, Лен.

– Да ладно, я не к тому! Я вот думаю, что не для моей закрученной жизни этот мужик… Конечно, хорошо, когда приходишь домой, а там ждет живая душа с тапочками, с ужином, с лаской. Но это ж, простите, женская функция, в конце концов! С тапочками дома ждать!

– А тебе только такого и надо! Потому что ты по природе добытчица. А он будет домашний очаг поддерживать! – не унималась Инна.

– Да откуда ты знаешь про мою природу! Я и сама-то ничего про нее не знаю! Вон даже своей Катьке не могу путного совета дать: то ли ей замуж выходить, то ли модельную карьеру продолжать… Вроде девка в гору идет, контракт какой-то охренительный ей предложили, а жених – ни в какую! Или замуж, говорит, или карьера…

– А жених-то хоть стоящий?

– Да хороший жених. Бизнесмен из нынешних. Из тех, которые на Западе выучиться успели и теперь сюда пачками едут с великими целями – как бы им Россию получше обустроить.

– Тогда, конечно, замуж, чего тут думать! – развела руками Инна.

– Ну да. А в сорок лет вздрагивать по поводу каждой секретарши, как ты!

Инна грустно замолчала, отвернувшись к окну. Потом порылась в сумке, достала мобильник, набрала номер, долго ждала ответа.

– Арсюша, это я… А мы с девочками уже домой едем! Ты дома?… Как – нет? А когда придешь? Да?… Ну ладно…

Бросив телефон обратно в сумку, она прижала кулак к губам, снова отвернулась к окну, начала жалостно всхлипывать, как несправедливо обиженный ребенок.

– Да ладно, не дрейфь, Ларионова, прорвемся! – бодрым голосом успокоила ее Ленка. – Не отдадим нашего Арсюшу за таблетку малолетке, еще чего! Самим пригодится. Так ведь, Мышонок?

– Не отдадим, конечно! – поддержала ее Маша.

– Слышь, Мышонок, я к вам на фирму на неделе наведаюсь, как обещала. Посмотрю на все своими глазами, чего да как. С Аленой этой вашей пообщаюсь…

– Вы знаете, девочки, мне так хочется ему истерику закатить, навизжаться от души! Так хочется, если б вы знали! Прямо язык чешется!

– Ну да, и эта истерика будет для тебя последней, уж поверь мне! – объезжая очередную колдобину, медленно проговорила Ленка.

– А вдруг она от него забеременеет? – округлив глаза, с ужасом спросила Инна, отвернувшись от окна.

– Ну если она умная, в отличие от тебя, то, конечно, забеременеет. Как нечего делать! И даже обязательно!

– Ой, Ленк, не пугай меня. Конечно, я глупая. Знаешь, до сих пор не понимаю, отчего во мне материнского инстинкта не проснулось. Арсюша всегда ко мне как к глупому ребенку относился, поэтому, наверное… Вы же помните, как он с первого дня меня опекал, заботился, как любил меня… Вот я и решила, что это навсегда. Так из роли маленькой капризульки и не выбралась…

– Ну, знаешь, сорокалетняя капризулька – это уже даже не смешно, это скорее очень грустно… Проворонила ты, Инка, нужный момент, чего уж там!