Клео. Как одна кошка спасла целую семью - Хелен Браун

— Это очень необычный котенок, — промолвила Лена. — Так что, если вы не любите кошек, лучше…

— Да нет, я не говорю, что не люблю кошек, — возразила я. — Просто я совершенно не представляю, как за ними ухаживать. В жизни не прочла ни одной книжки о котятах, как их растить и тому подобное.

— Но… — Похоже, Лена в упор не замечала, что я твердо решила: я не хочу котенка. — Все, что ей нужно, это любовь.

Любовь. Какое простое слово из шести букв, как легко слетает оно с языка. Куда проще произнести его, чем напрягать лицевые мышцы, выговаривая «лазанья», «лотерейный билет» или «лучше отстаньте от меня все, ради бога». Мне вырвали сердце и разбили его. Разве может оно выжать из себя каплю чего-то, хоть отдаленно напоминающее слово на букву «Л» для существа, о котором я начисто забыла, и к тому же я понятия не имею, как за ним ухаживать…

Да и вообще, кошка, если даже предположить, что каким-то чудом она достаточно долго продержится в нашем обществе, это постоянное напряжение и огромная ответственность на долгие годы.

Чтобы окончательно не пасть в глазах Лены, я не стала задавать бестактный вопрос о том, сколько может прожить кошка этой породы. Насколько я помнила, те, рядом с которыми я росла, даже не до конца прирученные, были достаточно везучими и проводили я нами лет по шесть, не меньше. Обычно кончина были внезапной, родители объясняли причину исчезновения кошек серьезно и лаконично: «отравлена», «сбежала» или «сбита». Дальнейшие расспросы не поощрялись. На мои «Кто это сделал?» или «Куда сбежала?» следовал неизменный ответ: «Кто ж ее знает?»

Если каким-то чудом этой киске удастся достигнуть почтенного девятилетнего возраста, Робу к тому времени должно исполниться пятнадцать — в перспективе это выглядело как миллион лет. Учитывая, в какое месиво из-за пережитого стресса превратилась наши организмы, я сильно сомневалась, что кто-то из нас реально сумеет прожить так долго.

Лена тонко улыбнулась, и они вместе с Джейком пошли по тропинке, моментально скрывшись с глаз. Бедная Лена. Каково ей оставлять кошечку в лапах у любителей собак, которые даже не скрывают этого. Наверное, она сильно переживает. Тем не менее она решилась оставить котенка у нас. Может, пусть Роб поиграет с ней денек-другой, а потом уж вернем ее в дом, где так любят кошек.

Рата горько плакала и стенала за дверью кухни.

— Не переживай так! — окликнула я старушку. — Все устроится.

Роб уютно устроился в углу гостиной с малюткой котенком на руках. Кошечка была черной, чернее некуда. Черным было все, от коготков и подушечек лап до усов. Единственное исключение составляли глаза — два сверкающих зеленых зеркала, не похожих на обычные кошачьи глаза. Она явно позаимствовала их у инопланетянина. Роб пальцем поглаживал котенка по лбу, а тот нежно смотрел на мальчика снизу вверх. У меня екнуло сердце. Они удивительно гармонично выглядели — ни дать ни взять, умилительная сценка из рекламы 1950-х годов.

— Сэм был прав, — сказал Роб, бережно протягивая мне Клео. — Животные умеют разговаривать. Послушай ее. Она ворчит.

То ли из-за того, что невесомое тельце оказалось таким теплым, то ли потому, что лапки были такими тонкими, а шерстка удивительно мягкой, только я почувствовала, взяв ее на руки, что какая-то ласковая волна заполняет мне грудь.

— Не ворчит, — пояснила я, проводя пальцем по хрупким бусинкам хребта. — Это она мурлычет.

Я потрясенно смотрела на невинную пушистую мордочку, на эти гигантские, все затмевающие глазищи. Вы подумайте — мы лишились Сэма, я сама порой чувствовала, что моя жизнь кончена, а этой кошачьей фитюльке хватило нахальства бесцеремонно ворваться в наш мирок и даже не извиниться. Мало этого, она уютно свернулась на моих ладонях и явно полагала, что все идет прекрасно. Такая махонькая, беспомощная. Ей просто ничего больше не оставалось — только довериться нам.

Клео лениво потянулась и зевнула, показав ярко-розовый рот, усеянный довольно опасного вида острыми зубками. Она смотрела мне прямо в глаза с выражением, которое как-то мало соответствовало такому маленькому, беззащитному существу. Уверенный, спокойный взгляд говорил о том, что для нее наша встреча — это встреча равных.

— Потрогай ушки, — сказал Роб. — Они у нее такие мягкие.

Клео не возражала, когда я погладила ее ухо. Наоборот, наклонила голову и потерлась ею о мою руку, поощряя меня. Уши, тонкие и нежнейшие, как старинный шелк, скользили у меня между пальцами.

Меньше всего я рассчитывала на награду. Но она немедленно последовала: Клео лизнула меня язычком, шершавым, как наждачная бумага. Это прикосновение к тыльной стороне ладони ошеломило меня, будто первый поцелуй. Мне захотелось прижать ее и никуда от себя не отпускать. С другой стороны, измученное сердце испугалось захлестнувшей его, как цунами, нежности. Мы обречены терять любимых. Неписаный контракт между нами и четвероногим любимцем гласит, что он, скорее всего, умрет раньше нас. Чем больше мы к нему привяжемся, тем больнее будет скорбь от неизбежной утраты. Открыть для Клео сердце означало бы обречь себя на новые страдания — все равно что швырнуть эту, и без того уже травмированную, часть тела на посадочную полосу аэродрома и позволить самолетам приземляться прямо на нее.

— Давай поглядим, как она ходит, — сказала я Робу, опуская котенка на пол.

Клео заковыляла по ковру, словно заводная игрушка. Она путалась в ворсе, как в высокой траве. Помахивая похожим на червячка хвостом, она нетвердой походкой направилась к фикусу.

Я никогда не питала особой симпатии к этому фикусу. Он достался нам по наследству от хозяев нашего предыдущего жилья. Со временем мне стало ясно, почему они его не забрали. Огромные восковые листья придавали растению вид несокрушимый и какой-то ужасно скучный. Оно, как мне казалось, прислушивалось к разговорам, будто незваный гость на званом обеде, а взамен не предлагало ничего, кроме разве что небольшой добавочной порции кислорода. Переезжая сюда, на зигзаг, мы хотели было оставить фикус на старом месте, но грузчики по ошибке запихнули его в грузовик.

Я пересадила фикус в нелепую оранжевую кадку из пластика, после чего он стал выглядеть еще более самоуверенно. Во все стороны раскинулись темно-зеленые ветви, усаженные листьями величиной с тарелку, а щупальца-усики расползлись, крепко цепляясь за рамы картин и карнизы для занавесок. Превратившись из комнатного цветка в настоящее дерево, проклятое растение явно строило агрессивные планы по дальнейшему захвату территории. Я пробовала было его обрезать, но это лишь спровоцировало бурный рост боковых ветвей.

Примерно в метре от оранжевой кадушки Клео притормозила, припала к земле и, подобно льву, выслеживающему антилопу, устремила немигающий взор на добычу — покачивающийся лист, свисающий с нижней ветки. Подрагивая хвостом, она выжидала, пока лист отвернется, не подозревая об опасности. Наконец, удостоверившись, что глупая жертва полностью погружена в свои растительные мысли, Клео яростно атаковала, впилась в добычу когтями и зубами, насквозь пронзив подрагивающую зеленую шкуру жертвы.