Легкий флирт с тяжкими последствиями - Сандра Даллас

В конце концов они пришли к компромиссу: Джекфиш согласился уйти только на пару недель, и это будут как бы каникулы для всех них. Миссис Ковакс и Мэй-Анна смогут располагать собой, как им угодно, смогут играть в карты или как хотят проводить свое время, не заботясь о том, чтобы регулярно готовить для него, между тем как он несколько дней порыбачит в горных реках и заодно поглядит, не подвернется ли где случайно золотишко. И еще он сказал, что миссис Ковакс не должна так за него беспокоиться, ведь на сей раз с ним будет компаньон, Эрни Латина, у которого есть свой «Шевроле».

И вот однажды рано утром Джекфиш и Эрни выехали из Бьютта в юго-восточном направлении, добрались до подножия горного хребта Тобакко-Рут, выбрали место и начали просеивать гравий через сито. Поначалу им попалось несколько золотых песчинок, и Джекфиш уже думал, что он на верном пути к богатству, но вышло иначе. Они срыли и просеяли половину горы и в конце концов нашли самородок величиной с зерно фасоли и больше ничего.

Впрочем, незначительность успеха не слишком их разочаровала. Еще две недели они продолжали в том же духе, а потом, возомнив себя основателями золотой шахты, вернулись в Бьютт за динамитом и деревом для крепи. Но прошла гроза, и вода в ручье Баффало-Крик начала прибывать. Эрни попытался переехать ручей вброд, и его «Шевроле» застрял в яме прямо посередине русла, а вода все прибывала, начала заливать машину, и наконец мотор и сиденья машины скрылись в мутном потоке. Вместе с водой в кабину попало огромное количество грязи: все их имущество, старательские инструменты, и сам Джекфиш с компаньоном плавали в грязи, причем грязная вода унесла найденный ими самородок из кожаной сумки, в которой Джекфиш хранил его. Эрни был вне себя, клялся навсегда бросить старательство и заявил, что если Джекфиш вычистит грязь из машины, то сможет там найти все потерянное. Когда они с грехом пополам сумели добраться до Бьютта, Джекфиш взял сито и просеял всю грязь внутри машины и, разумеется, нашел потерянный самородок. Он подарил его миссис Ковакс, которая приделала к самородку маленькую петельку, продела через нее цепочку и носила его на шее вместо кулона. После ее смерти подвеска-самородок достался Мэй-Анне, а та, в свою очередь, отказала его по завещанию мне, но адвокат сказал, что никогда не видел этой вещи. По мнению Виппи Берд, именно адвокат и хапнул подвеску, так как знал, что это ценный и редкий образец самородного золота, а Мэй-Анна ни при каких обстоятельствах не могла бы ее потерять.

После этой переделки компаньон покинул Джекфиша, а продолжать свое занятие в одиночку в этот сезон ему было уже поздно. Кроме того, Джекфиш верил в предзнаменования и счел, что это происшествие было ему знаком божиим оставаться дома, а Мэй-Анна была так счастлива, что потратила всю выручку от продажи лягушиных лапок на свечи в ЦСП, и всю следующую осень и зиму они снова были одной семьей, и взаимные розыгрыши и пение хором продолжились.

К следующему лету Джекфиш стал уже другим человеком, слишком домашним, как сказал мой папа, и еще он сказал, что ему надо бы немного проветриться, чтобы остаться самим собой. По-видимому, сам Джекфиш был того же мнения. Несмотря на все уговоры и мольбы миссис Ковакс, он твердо заявил, что отправляется старательствовать.

«Это ведь не шляться по борделям», – оправдывался он. Мой папа говорил, что хотя Джекфиш и был любителем женщин, но, пока он жил с миссис Ковакс, он никогда ей не изменял, но от этого миссис Ковакс было не легче.

В день, когда он уходил в горы, моя мама дала ему пирог со смородиной, папа – бутылку настоящего канадского виски, а Мэй-Анна и миссис Ковакс обняли его и долго не могли от него оторваться. Потом миссис Ковакс опустилась на ступеньки крыльца, прижав к глазам платок, в то время как мы с Виппи Берд и Мэй-Анной махали ему вслед, пока он не скрылся из виду.

На протяжении всего лета мы не имели от него никаких известий и ни разу не слышали, что кто-нибудь встречал его в горах. Миссис Ковакс вернулась в «Финлен»; Мэй-Анна говорила, что им нужны деньги, но мы знали, что она просто чувствует себя одинокой: не могла она сидеть одна дома целыми днями. Наконец месяца через три после ухода Джекфиша она снова стала встречаться с мужчинами и однажды вечером не пришла ночевать и вернулась только под утро. Мэй-Анна никогда нам об этом не рассказывала, но мы все знали сами, ибо о таких вещах все узнают очень быстро.

И вскоре миссис Ковакс уже выходила из дома каждый вечер и утром возвращалась пьяной. Мы знали, как обеспокоена этим Мэй-Анна, хотя нам она говорила, что ее мать просто хочет завести новые знакомства. Однажды, придя к ней, мы с Виппи Берд услышали их громкий спор.

– Если ты будешь продолжать в том же духе, Джекфиш выбросит тебя к чертовой матери! – восклицала Мэй-Анна.

Миссис Ковакс заявила, что он не может выбросить ее к чертовой матери, так как это ее собственный дом.

– Тогда он просто не вернется, – настаивала Мэй-Анна.

– Я и так знаю, что он не вернется. Он умер, – возразила миссис Ковакс. – Он упал со скалы и разбился, а останки растащили медведи.

Когда Мэй-Анна вышла к нам, она была бледна как полотно и непрерывно терла глаза носовым платком. «Он вернется, я знаю, но это уже неважно, потому что все кончено», – сказала она нам. С этого времени Мэй-Анна больше не пыталась воздействовать на миссис Ковакс уговорами, вместо этого стала вести себя с ее новыми знакомцами как можно хуже, надеясь этим их отвадить. Эта тактика, однако, не слишком помогала; однажды она даже попросила Бастера попугать очередного хахаля миссис Ковакс, и тот действительно исчез, но вместо него миссис Ковакс привела другого. В тот период мы с Виппи Берд старались быть особенно предупредительными с Мэй-Анной, ведь мы-то знали, что она очень страдает.

Но ситуация все ухудшалась. Осенью, когда и все остальные уже начали думать, что миссис Ковакс была права, считая Кука мертвым, Сплукс Ши, бармен из «Голубого попугая», прямо-таки поселился у нее в доме, и большую часть времени они то валялись пьяные вдрабадан, то опохмелялись.

Джекфиш вернулся домой в октябре. Мой папа увидел его первым и тотчас же позвал нас с Виппи Берд полюбоваться на это зрелище: торопясь домой, Джекфиш шустро семенил прямо по середине мостовой, толкая перед собой тачку с инструментом. Тачка никак не хотела двигаться с нужной быстротой, Джекфиш опрокинул ее прямо на мостовую перед крыльцом миссис Ковакс и взлетел на него, перепрыгивая через две ступеньки. Он ворвался в дом, громко призывая Мэй-Анну и миссис Ковакс. И тут он увидел миссис Ковакс в комбинации, а рядом с ней Сплукса в одних трусах, расправляющихся с очередной бутылкой. Мы так никогда и не узнали, что они тогда сказали друг другу и сказали ли вообще что-нибудь, но через минуту Джекфиш был снова на крыльце, и папа схватил его за руку и начал было говорить, что миссис Ковакс, несмотря ни на что, хорошая женщина. «Только не вздумай бросать семью, ирландская ты башка!» – повторял папа, но Джекфиш вырвал руку и побежал вниз по улице.

И тогда мы с Виппи Берд услышали, как кричит Мэй-Анна. Она выбежала вслед за ним на крыльцо и крикнула ему вдогонку «Дже-е-екфиш!» так жалобно, что мое сердце облилось кровью. Даже в фильме «Ее мужчина», где ее покидает любовник в исполнении Джона Гарфильда, ее зов не звучал так убийственно жалобно, как в тот день на крыльце ее родительского дома. Она крикнула только один раз, но этот крик, словно удары траурного колокола, многократно отразился от домов Кентервилльского квартала. «Джекфиш, Джекфиш, Джекфиш…» – повторяло эхо в полной тишине, с каждым разом все слабее, но Джекфиш ушел, ни разу не обернувшись.