Рикошет - Сандра Браун

Она быстро села в машину и пристегнула ремень.

— Я вся вспотела, как задница. Подумать только, ночь на дворе, а я с ног до головы липкая и мокрая.

— Не одна ты бываешь ночью липкая и мокрая.

— Ты бы поменьше общался с Уорли. Он осклабился:

— Куда едем?

— Обратно на Эберкорн.

— Что у нас сегодня в меню?

— Смертельное огнестрельное ранение.

— Ночной магазин?

— Только спокойно. — Она глубоко вдохнула и выпалила: — Дом Като Лэрда.

Голова Дункана сама собой повернулась к Диди — и только потом он вспомнил про тормоза. Машина резко остановилась, их обоих бросило вперед, ремни безопасности натянулись.

— Это все, что мне известно, — сказала она в ответ на его недоверчивый взгляд. — Клянусь. В доме Лэрда кого-то застрелили.

— Они сообщили…

— Нет. Я не знаю, кого.

Он посмотрел вперед, сквозь ветровое стекло, потер лицо руками, снял ногу с тормоза и решительно надавил на газ. Они помчались вдоль пустых улиц, только шины визжали на поворотах, и пахло горелой резиной.

После торжественного ужина прошло две недели; временами, когда выдавалась спокойная минутка (а иногда и прямо посреди суматохи), ему вспоминалась встреча с Элизой Лэрд. Вспоминалась кратко — ведь она и была короткой; опьяняюще — ведь он тогда был навеселе; ярко — ее лицо, запах духов, то, как шевельнулось ее горло, когда он брякнул свою фразу. Идиот. Она просто красивая женщина, которая ничем не заслужила подобного оскорбления. Представить ее мертвой… Он откашлялся.

— Я не знаю дороги.

— Ардсли-парк, Вашингтон-стрит, — прочитала Диди адрес. — Фешенебельное местечко.

Он кивнул.

— Дункан, с тобой все в порядке?

— А почему нет?

— Ну, тебе это не кажется забавным?

— Забавным?

— Да брось, — одернула она. — Ты не самый большой поклонник судьи.

— Но это не значит, что я желаю ему смерти.

— Знаю. Просто спросила. Он мрачно взглянул на нее:

— Спросила о чем?

— Вот видишь. Я про это и говорю. Стоит упомянуть его имя, и ты сразу заводишься. Он тебя задел за живое.

— Нечего было отпускать Савича, а меня сажать в тюрьму.

— И с его женой ты себя вел как последняя задница, — сказала она, передразнивая его тон. — Мне до сих пор не сказал, о чем вы беседовали. Небось гадостей ей наговорил?

— С чего ты взяла, что я наговорил ей гадостей?

— Иначе ты бы не играл в молчанку.

Он на слишком большой скорости завернул за угол и проехал «кирпич».

— Слушай, Дункан, если ты не сможешь вести это расследование как любое другое, я должна об этом знать.

— Это и есть любое другое расследование.

Но когда на Вашингтон-стрит они увидели «Скорую помощь», у него пересохло во рту. Улицу разделяли разлапистые дубы и кусты камелий и азалий. По обеим сторонам высились роскошные особняки, выстроенные много десятилетий назад на деньги, составлявшие потомственное богатство.

Непрерывно сигналя, он проехал сквозь толпу соседей в пижамах, высыпавших на улицу. Потом еще приналег на сигнал: телеоператор и репортер устанавливали оборудование, чтобы снять монументальный дом в колониальном стиле с четырьмя рифлеными колоннами, поддерживающими балкон второго этажа, и безукоризненным газоном. Отправляясь в воскресную поездку, люди притормаживали возле этого дома, чтобы полюбоваться. А теперь он стал местом преступления.

— Как телевизионщики так быстро сюда добрались? Они всегда нас обставляют, — пожаловалась Диди.

Дункан остановился возле машины «Скорой помощи» и вышел. На него мгновенно набросились с расспросами зеваки и репортеры. Не обращая на них внимания, он поспешил к дому.

— Перчатки есть? — спросил он у Диди. — Я про них забыл.

— Ты всегда их забываешь. Я захватила запасные.

Он с такой скоростью шел по ведущей к дому дорожке, обрамленной с обеих сторон ухоженными клумбами бегоний, что на один его шаг приходились два шага Диди. Вокруг дома уже натянули запрещающую ленту. Полицейский, охраняющий вход, узнал их и приподнял ленту, чтобы они смогли нырнуть под нее.

— Внутрь и налево, — подсказал он.

— Следи, чтобы никто не топтал газон, — велел ему Дункан. — А лучше отправь всех за кусты на другую сторону улицы.

— Скоро прибудет еще один отряд для патрулирования территории.

— Хорошо. А криминалисты?

— Быстро примчались.

— Кто сообщил прессе?

В ответ офицер только пожал плечами.

Дункан вошел в просторный холл. Белый мраморный пол с чередующимися вкраплениями маленьких черных квадратов. Одна стена плавно закруглялась, лестница на второй этаж повторяла ее изгиб. Вверху всеми огнями сияла хрустальная люстра. На столике стоял громадный букет свежих цветов. Гнутые золоченые ножки столика гармонировали с рамой висевшего над ним высокого зеркала.

— Мило, — тихо сказала Диди.

Еще один полицейский в форме поздоровался с ними по имени и кивнул налево, в сторону широкой арки. Они вошли в зал для приема гостей. Камин из розового мрамора. Над каминной полкой висел уродливый натюрморт маслом — свежие овощи в миске и тушка кролика. Длинный диван, на нем полдюжины оборчатых подушек, напротив два стула в том же стиле. Между ними еще один столик с золочеными ножками. Пастельный ковер на полу. До блеска натертый дубовый паркет сиял, освещенный еще одной люстрой.

На одном из стульев спиной к ним сидел судья Лэрд.

Живой. Вывод из этого был только один, и от него у Дункана засосало под ложечкой.

Судья сидел, упершись локтями в колени, опустив голову. Он тихо разговаривал с полицейским по фамилии Крофтон, который балансировал на краю дивана, словно боялся его запачкать.

— Элиза спустилась вниз, и в этом нет ничего необычного. — Голос судьи прерывался от переполнявших его эмоций. Он поднял голову, взглянул на полицейского и добавил: — Хроническая бессонница.

Вид у Крофтона был сочувствующий.

— Когда это случилось? В смысле, когда она спустилась вниз?

— Я еще не совсем проснулся, когда она встала с кровати. По привычке взглянул на часы. Мне показалось, было около половины первого. — Он потер лоб. — Да, пожалуй, около того. Потом я снова заснул. Меня разбудили вы… выстрелы.

Он рассказывал о том, как некто третий убил его жену. «Кто еще оказался сегодня ночью в этом доме?» — подумал Дункан.

— Я поспешил вниз, — продолжал судья. — Метался из комнаты в комнату. В панике, как безумный. Звал ее по имени. Снова и снова. И когда добрался до кабинета, — он снова уронил голову на грудь, — увидел ее, она лежала возле письменного стола.