Попаданка с улицы Грёз - Алина Лис

- Так какого демона ты молчала?

Девушка опустила голову:

- Разве это что-то меняет? - глухо спросила она. - Я всего лишь женщина, к тому же дочь наложницы. Мой отец казнен, семья в опале. Великий шах лично приказал продать меня на торгах.

- Мда… ситуация, - Джеймс поскреб затылок. - Дело пахло… паршиво оно пахло с самого начала, даже без политического душка. Знаешь, я обязан сообщить руководству. 

Фарадка подняла на него испуганные глаза.

- Меня ведь не вернут силой?! 

Джеймс открыл рот, чтобы сказать какую-нибудь успокаивающую, ничего не значащую фразу. И не смог. 

- Не знаю, - честно признался он. - Зависит от того, насколько шах злопамятен. 

Если выживший из ума старик, которому везде чудятся заговоры, пожелает еще раз наказать дочь казненного визиря, ему никто не сможет возразить. 

Даже пытаться не станет. 

Наиля сгорбилась, обняла руками себя за плечи. И начальника полиции снова - уже в который раз за вечер охватило странное, совсем не свойственное ему чувство. 

Раздражение? Да, определенно, это было раздражение. Как можно быть настолько неприспособленной к жизни?! Пусть берет пример с Даяны Эгмонт - вот уж кто умеет о себе позаботиться. Как Джеймс хохотал, когда ему рассказали историю сражения с драконом и эпичное появление рыцаря-спасителя в конце. 

Он со злостью покосился на фарадку. Ну почему она не может так же? И почему Джеймса это так тревожит? Что он - за семь лет в полиции не насмотрелся на женские слезы?

- Не реви, - буркнул он, протягивая ей платок. - Могла бы соврать про отца, кто тебя за язык тянул? 

Стенографистка с изумлением подняла голову. Джеймс раздраженно закатил глаза.

- Не будь дурой, разумеется это не для протокола! 

- Ложь оскверняет уста и душу. 

- А еще спасает задницы.

Фарадка покачала головой.

- Я молюсь Творящей жизнь, господин. Она запрещает лгать. Я не нарушу запрет своей богини. 

Что?! Она это серьезно? Где и кто воспитывал эту девчонку?!

Но это даже… восхищало?

Джеймсу постоянно приходилось иметь дело с самыми мерзкими проявлениями человеческой натуры. За годы службы он покрылся плотной коркой цинизма, которую сам почитал за мудрость. Привык видеть гнусные и корыстные мотивы в любых человеческих действиях. 

С высоты его опыта честность фарадки казалась то ли придурью, то ли святостью.

- И откуда ты такая взялась? - со вздохом спросил Джеймс, делая знак стенографистке. - Ладно, вернемся к протоколу. Расскажи, как попала на “Корунд”... 

*** 

Найти где-то в многотысячном городе пару человек - задача нетривиальная. Хорошо еще что, проходя мимо полицейского участка, я догадываюсь заглянуть внутрь и спросить не видели ли сотрудники своего шефа. 

В результате получаю на руки фарадку вместе с довольно злобными комментариями от Джеймса по поводу некоторых безголовых девиц. Которым не то что ценную свидетельницу, котенка нельзя доверить. 

Прямо не узнаю Каннингема. Обычно Джеймс только веселится по поводу идиотизма окружающих. 

- Хотите марать свою репутацию - боги в помощь! Но девочку-то за что?

- Просто вылетело из головы, - покаянно развожу руками. - Все время забываю ваши дурацкие правила. 

- Это теперь и ВАШИ дурацкие правила, леди Эгмонт. 

Да что с ним такое?! Разговаривает так, словно я бросила девочку на улице в компании пьяных гопников, а не передала на руки начальнику полиции. 

- Еще раз извиняюсь. Больше не повториться.

- Если с девушкой что-нибудь случится, я найду способ испортить вам жизнь, можете мне поверить. 

Верю. Джеймс умеет быть убедительным.

Наконец, мы уходим. Наиля молчит, на расспросы отвечает невпопад и мечтательно улыбается. Не похоже, чтобы она сильно пострадала от моей безголовости.

Уже перед сном я заглядываю к Рою, чтобы забрать шпильки. Не устояв перед соблазном, снова присаживаюсь на край кровати.

Он тяжело дышит. Волосы разметались по подушке, лицо белое, дыхание неровное и хриплое. Протягиваю руку, чтобы погладить его по щеке. 

- Проклятый диббук, - почти выплевывает инквизитор мне в лицо. 

От неожиданности отшатываюсь.

- Сдохни! Сдохни, мразь!

От лютой ненависти в его голосе становится страшно. Скрюченные пальцы вцепляются в одеяло, словно сжимаются на чьей-то шее.

- Будь ты проклята, гнусная тварь… 

Это не мне. Просто сон. Кошмар - такой же, как мучил его раньше… 

Медленно встаю, ощущая в душе странную пустоту. Сны отражение души. Они хранят наши мечты и страхи. 

Что же, нельзя сказать, что меня не предупреждали. И слишком смелые мечты одной глупой попаданки - это только ее проблема. 

В горле застрял горький комок. Негнущиеся пальцы торопливо сгребают разбросанные на тумбочке шпильки. Я отступаю к выходу и тихонько закрываю за собой дверь. 

“Связывание судеб — ритуал, зародившийся на Давенорских островах. Чаще всего практиковался в парах, где магически одарен только один из супругов. Ритуал образует между участниками нерушимую энергетическую связь, позволяет делиться магией, жизненной силой при ранении или болезни. Есть неподтвержденные свидетельства о ментальной связи между связанными…”

— Ну, это точно бред, — фыркнула Пресветлая Катрин.

Никакой ментальной связью между ней и покойным некромантом и не пахло. Если Тайберг не желал того, Катрин даже не могла почувствовать его присутствие в комнате. 

“Перед ритуалом участники могут дать друг другу клятвы, залогом исполнения которых становится их собственная жизнь”

— Ах ты мерзавец! — со злостью и восхищением пробормотала Катрин. По сути клятву в их с Тайбергом ритуале давала только она. Очень четкую и продуманную клятву, не оставлявшую никаких возможностей навредить не только некроманту, но и всем, кого Тайберг защищал. 

“Прошедшие через ритуал не могут причинить зла друг другу.”

А вот это хорошая новость. Получается, что она теперь не беззащитна перед некромантом. Но "причинение зла" можно понимать очень по-разному. Кто поручится, что хитровыделанный призрак не знает лазейки?

“Несмотря на выгоды ритуала, маги Давенора более двух веков назад отказались от этой практики, поскольку гибель одного из связанных почти всегда означает смерть второго.”

Монашка громко выругалась. Такими словами, которые праведной служительнице богов не то что говорить, и знать не полагается.