Иди и умри - Вячеслав Денисов

Мудрый Игорь Матвеевич чует кровь из чужих ран быстрее всех других хищников.

Звонок будильника застал Антона в душе. Горячая вода нестерпимо жгла плечи, и, когда стало уже совсем нестерпимо, он отключил ее и до отказа вывернул кран холодной воды.

Кургузов, Кургузов…

Разобраться, а потом забрать ребят и сходить с ними в ресторан. Или позвать их, Пащенко и махнуть на реку, к сторожу Кузьмичу, на рыбалку.

Интересно, в футбол они играют или нет? Если да, то можно было бы затащить их в городскую команду любителей, в которой они на передовых позициях вот уже лет семь или восемь.

Сделать это никогда не поздно, но сначала – позвонить командиру роты ППС, чтобы он не казнил ребят. Струге не виновен перед ними – он был уверен, но внутри точил червяк, который не дох ни от кипятка, ни от ледяной воды.

Однако звонок пришлось отложить до прибытия в суд. Саша, еще вечером не подававшая никаких признаков болезни, проснувшись, почувствовала себя разбитой.

– Может, «Скорую» вызвать?

– И что они сделают? – отреагировала, смахивая с мокрого лба волосы, Саша. – Дадут анальгин с димедролом и посоветуют обратиться в поликлинику по месту жительства?

Когда рядом с Антоном мучился родной человек – раньше это была мать, а теперь – Саша, он всегда чувствовал себя напрасно рожденным. Все его могущество и власть превращались в пустяк, и судья слышал голос сверху: «Зарвался, брат, зарвался… О душе перестал думать. А за это ответ держать нужно…»

Струге не был атеистом и не относился к числу воинствующих христиан. Он справедливо полагал, что присутствие бога, как и его отсутствие, на данный момент не установлено и никем не доказано. Он был юристом, а потому, основываясь на вышеперечисленном, занимал промежуточное положение. Ни одно из положений, покудо оно не доказано, не может иметь юридической силы.

Однако едва у Саши повышалась температура и ей становилось трудно дышать, он тут же спрашивал себя – «За что?». За что его казнят через дорогого человека? Так для Струге явился всевышний. Ничего хорошего в таком соседстве не было. Бог всякий раз являлся для того, чтобы наказать, и ни разу не прибыл, чтобы помочь.

– Я не отпущу тебя в банк, – заявил Антон, вспоминая о тех, кого по-хамски выставил за дверь. Один из них сейчас здорово бы пригодился. Саша оставалась одна, она была больна и могла открыть дверь на первый же звонок. В дверях мог оказаться как терапевт, так и Кургузов. – Будь дома, позвони в поликлинику.

В суд Антон приехал, когда совещание у Николаева уже подходило к концу. Потом начался процесс, он председательствовал в нем и, несмотря на попытки заставить себя войти в тему заседания, выглядел отсутствующим. Сосед ограбил соседа, а потом, решив, что этого мало, избил его. Чуть позже, поняв, что ответить за это все равно придется и потерпевшего вряд ли остановят угрозы с настоятельными просьбами не обращаться в милицию, вернулся в его дом вторично. Тогда же и убил. Тривиальная история без мудреной подоплеки. Один бубнит, что очень сожалеет о случившемся, и уверяет, что, вернись время назад, он ни за что не поднял бы на соседа нож. Жена убиенного плачет и просит судью применить к преступнику санкции, явно выходящие за рамки закона.

От адвоката поступило ходатайство отправить его подзащитного на психиатрическую экспертизу, и Струге понял, что защита себя исчерпала. Начинает она, как обычно, с положительных характеристик с работы. За неимением работы пойдет и характеристика с места жительства. Фигурирующая в деле характеристика из ЖЭУ, в которой говорится о героическом усердии подсудимого при строении детской ледяной горки, говорит о том, что подсудимый не работает. А с места жительства ему могут дать такую характеристику, что с ней впору не в суд идти, а отправляться этапом на остров Огненный. Если же и ЖЭУ идет в отказ, остается одно: признавать подзащитного психом. Это единственный способ не загреметь в колонию строгого режима. Правда, потом ни квартиру не купить, ни водительское удостоверение не получить, ни охотничий нож в магазине не приобрести. О трудоустройстве вообще разговор отдельный. Но стоят ли все эти мелочи нескольких лет жизни на свободе? Конечно, стоят.

Струге объявляет перерыв. Раз адвокат хочет знать, находился ли в момент убийства его подзащитный в невменяемом состоянии, отказать ему никто не в силах.

Пока в зале стучат и скрипят стулья, Антон по пути в свой кабинет вынимает из кармана трубку и набирает номер своего домашнего телефона.

Ему отвечают, вторя друг другу, лишь длинные гудки. Саша спит? Быть может, она в душе. Почувствовала себя здоровой и теперь направилась в душ. Глупо. При температуре, сбитой анальгетиками и парацетамолом, лучше лежать, пить чай с малиной и смотреть телевизор.

Нацепив мантию на плечики, судья убирает ее в шкаф. Зал едва успел опустеть, как на столе запиликал телефон. Ну, вот… Услышав звонок, она быстро покончила с негой под душем и сейчас, правильно расшифровав показания цифр на АОН, пытается дать запоздалый ответ. Конечно, это Саша. Сейчас сообщит, что после визита врача ей заметно лучше, и будет подавать все признаки активной жизненной позиции. Ей-де стало просто хорошо и вдруг сразу подумалось – в банке столько бумаг и дел, а она тут, завернутая в одеяло…

– Черта с два, – бормочет Антон и снимает трубку. – Струге, слушаю.

– Антон Павлович?

– Да, – отвечает судья, мгновенно узнавая голос. – Кто спрашивает?

Под рукой Струге, кликая кнопками, играет мобильный телефон.

– Ай-я-яй, – замечает голос. – Складывается впечатление, что все мои письменные и устные предупреждения вами забыты как необоснованные. Кургузова помните?

– Кургузова? – вторит Антон, глядя перед собой на табло мобильной трубки. С изображения маленького телефончика слетает трубка – Пащенко вошел в связь. – Кургузова помню.

И, в сторону, в трубку:

– Вадим, узнай, с кем я сейчас разговариваю по своему рабочему.

– И ничуть не переживаете, что я рядом? – удивляется голос.

– А почему я должен переживать из-за нервного срыва какого-то каторжанина? – спрашивает судья.

– Грубо, – привычно замечает голос. – Вы по-прежнему так и судите, Струге? Видя перед собой лишь потенциальных каторжан? Что ж, значит, я на верном пути. Одним подонком будет меньше. Ваша беда в том, Антон Павлович, что в людях вы видите лишь материал, отправляя который в зону вы получаете зарплату, премии и находитесь при власти. И чем больше нас, материала, тем больше у вас будут премии и тем выше оклад. Вы не цените людей, судья.

Понимая, что времени у зампрокурора в обрез, Антон предлагает тему, которая, по всей видимости, ноет в сердце Кургузова кровоточащей раной. Если тот не поймет, что это всего лишь жевательная резинка, выигрыш составит около минуты-двух.

– Человек, Кургузов, это аппарат, который переводит хлеб на дерьмо. Только некоторые почему-то считают, что это звучит гордо.