Людовик XIV - Эрик Дешодт

Вот его подлинные слова, которые звучат ничуть не более любезно: «Господа, все помнят, какие несчастья вызвали собрания парламента. Я хочу избежать их повторения и желаю прекращения собраний, созванных в связи с принесенными мной указами, неукоснительного исполнения коих я требую. Господин первый президент, я запрещаю вам соглашаться на проведение каких бы то ни было заседаний, а всем прочим запрещаю требовать организации оных».

Парламент промолчал, но от своих замыслов не отказался. 21-го он решает обратиться с новыми ремонстрациями[32], незаконными, ибо указы уже зарегистрированы. Ремонстрации эти будут отвергнуты. Чтобы остудить пыл членов парламента, одного советника придется заточить в Бастилию, а восьмерых отправить в ссылку, но при этом всё же будут отозваны указы, касающиеся крестин и гербовой бумаги, а президент Бельевр вознагражден 100 тысячами экю за покладистость.

В 18 лет в 1656 году, отмеченном такими печальными событиями, как военные неудачи во Фландрии и мятежи внутри страны, король по случаю скачек за кольцами[33] в садах Пале-Рояля выбирает своей эмблемой солнце. Почему солнце? Потому что оно не только блистает, но и светит.

В 1657 году дела идут не лучше: новые неудачи во Фландрии, повсеместные волнения, вызванные чрезмерным налоговым бременем. То же самое происходит и в 1658 году: мятежи в Нормандии, Оверни, Медоке и Сентонже, а особенно в Солони, где крестьяне, прозванные «башмачниками», возмущенные обесцениванием денег, делавшим их на треть беднее, осаждают Сюлли-сюр-Луар, атакуют Шартр, подстрекают к бунту Сансер, Жаржо и Орлеан.

Однако, несмотря на эти неприятности, король сохраняет дарованный ему от природы счастливый нрав. В без малого 20 лет он по-прежнему ссорится с братом, который нередко берет верх над монархом.

Как-то раз во время Великого поста Филипп является к матери с тарелкой вареного мяса и предлагает королю угощаться. Людовик отвечает, что идет пост, а потому он не станет есть мясо и брату советует поступить так же. «А я буду есть», — отвечает тот. Людовик хочет забрать у него тарелку. Филипп сопротивляется, и содержимое тарелки летит ему на голову. В ярости он бросает тарелку в Людовика, который сохраняет истинно королевское хладнокровие. Присутствующие при этой сцене женщины упрекают его за то, что он не дает сдачи. Тогда Людовик говорит брату, что лишь из уважения к матери, находившейся в тот момент в комнате, он не выгнал его пинками под зад. Филипп уходит, хлопнув дверью. Но уже на следующий день их мирят.

В мае, когда солдатам наконец выплатили жалованье, Людовик решает присутствовать при осаде Дюнкерка, которую ведет Тюренн при поддержке английского флота. Вести осаду очень тяжело, так как плоская местность залита водой, а испанцы то и дело нападают на французские обозы с провиантом и боеприпасами. Мазарини пытается отговорить короля от намерения идти туда, ссылаясь на то, что большое количество провианта, необходимое для его свиты, гораздо разумнее было бы отдать армии. Напрасный труд. «Всё, что я говорил ему, — пишет кардинал королеве, — не произвело на него ни малейшего впечатления и явно пришлось ему не по вкусу».

К счастью, 14 июня испанская резервная армия под командованием Конде и дона Хуана Австрийского, побочного сына Филиппа IV, была разбита Тюренном в сражении при Дюне на подступах к городу. Соратник Конде, мятежный генерал д'Окенкур убит. 23-го Дюнкерк капитулирует. Прежде чем войти в город, Людовик устраивает торжественный смотр войскам.

Война с Испанией, длящаяся уже 22 года и истощающая силы обоих народов, близится к концу. Испания, которую враги теснят на всех фронтах, которой грозит потеря Нидерландов и превосходство которой уже в прошлом, чего она, правда, еще не знает, должна решиться на вступление в переговоры.

Однако накануне этого триумфа, который сделает Францию грозой Европы, посреди всех этих счастливых событий Людовика настигает болезнь. Армия его торжествует, а сердце его вновь покорено «мазариночкой», кузиной Олимпии Марией Манчини. На этот раз все очень серьезно.

В болотах Мардика Людовик подхватил жестокую лихорадку. Совершенно измученный, он прибывает в Кале, где его недуг разыгрывается с новой силой. Это скарлатина[34], в ту пору нередко приводившая к смертельному исходу. В Кале привозят мощи святого Роха. В ночь с 6 на 7 июля состояние Людовика ухудшается: он принимает последнее причастие и требует к себе Мазарини: «Вы человек решительный и мой лучший друг. Поэтому я прошу вас сообщить мне, когда у меня более не останется надежды».

Сидящая у его ложа Мария плачет, не стыдясь своих слез, а при дворе, ввиду близкой кончины короля, бушует ураган интриг. Бывшие участники поверженной Фронды, герцог де Бриссак и президент Перро, откровенно ликуют. Все устремляются к герцогу Анжуйскому, который, быть может, уже завтра станет королем.

Решено прибегнуть к последнему средству. Это жест отчаяния, ибо назначенное королю рвотное, представляющее собой смесь вина и сурьмы, очень опасно. Но болезнь внезапно прекращается. Неделю спустя Людовик уже может сесть в седло. По всей Франции служат благодарственные молебны, а увлечение маленькой, худой, черноволосой и смуглой Марией превращается в страсть. Это тревожит Мазарини, а еще более — Анну Австрийскую: король Франции, который не мог жениться на Олимпии, равным образом не может жениться и на Марии. Нужно безотлагательно устроить его брак.

Королева и Мазарини, всегда действующие заодно, извлекают на свет божий давний план, который мог бы обеспечить мир Европе: женить Людовика на его кузине, инфанте Марии Терезии, дочери короля Испании Филиппа IV, брата Анны Австрийской. Людовик не говорит «нет», но и не прекращает отношений с Марией. Анна Австрийская теряет терпение.

Королева теряет терпение, а Людовик — свою податливость, каковую многие считали сутью его характера: он отказывается подчиняться. «Я женюсь на Марии!» — вопит он и даже угрожает кардиналу, которому всегда подчинялся, скандальной отставкой. Тщетно мать и крестный убеждают его в том, что мир в Европе зависит от его брака с инфантой… Но король Испании не спешит дать согласие, Анна и Мазарини пытаются подтолкнуть его к принятию этого решения, а любовь Людовика и Марии становится тем временем всё более пылкой. Регентша и кардинал делают вид, что считают приемлемой партией для Людовика Маргариту Савойскую, дочь Кристины Французской[35], которая была дочерью Генриха IV, именуемой мадам Руаяль.