Исповедь моего сердца - Джойс Кэрол Оутс

Обожающая Вас Мина.

Это короткое послание было написано темно-синими чернилами, крупным, по-детски круглым почерком, на простом листке белой почтовой бумаги. На конверте стоял штемпель почтового отделения Иннисфейла, штат Нью-Йорк, — расположенной на берегу реки Нотога деревеньки, что находится неподалеку, к западу от Контракэуера. Но кто такая эта «Мина», не говоря уж об «обожающей Вас Мине»?..

Таинственное и тревожное письмо было доставлено в дом на Гринли-сквер с утренней почтой и вскрыто убитой горем миссис Стерлинг в конце дня. Она читала и перечитывала его, потрясенная, ничего не понимающая, стоя посреди обшитой деревянными панелями библиотеки покойного мужа в траурном платье, отделанном черными кружевами, в котором ходила с самого утра, сейчас она сняла лишь черную шляпу с вуалью. Заметив, как вдруг неподвижно застыла с испуганно-недоуменным выражением лица его невестка, Тайлер Стерлинг, младший брат Мейнарда, быстро подошел, чтобы узнать, что это за письмо, но поскольку Фанни Стерлинг лишь взволнованно бормотала, что ничего не понимает, он осторожно забрал его из ее дрожащих пальцев. Быстрым, наметанным взглядом пробежав оскорбительную записку и ничем не выдав ни удивления, ни огорчения, ни недоверия, со свойственным всем Стерлингам профессиональным спокойствием он сложил листок и сунул его во внутренний карман для сохранности. (С таким же невозмутимым видом Мейнард Стерлинг в свое время прочел принесенную ему во время судебного заседания записку, извещавшую о рождении Уоррена, поскольку в этот момент он как раз готовился обратиться к жюри присяжных от имени своего клиента — истца по некоему мучительному делу: на его лице не отразилось никаких эмоций, он начал речь с обычной уверенностью, говорил, как всегда, убедительно и выиграл дело своего клиента.)

— Что это за письмо? Кто такая Мина? И как она смеет обращаться в столь интимной манере к Мейнарду? — взволнованно спросила Фанни Стерлинг. И Тайлер ответил ей с полной уверенностью:

— На конверте неправильно написан адрес, и его принесли сюда по ошибке. Советую тебе раз и навсегда выбросить все это из головы, Фанни.

IV

Но загадка обожающей Вас Мины из Иннисфейла продолжала терзать ее.

Охваченная горем, она тем не менее неотступно возвращалась мыслями к написанной детским почерком записке, которую Тайлер отобрал у нее и о которой не желал говорить. А больше о письме никто в семье не знал. Это предзнаменование. Дурное предзнаменование. Боже, помоги мне! Шок, вызванный смертью Мейнарда, почти начисто лишил Фанни способности связно мыслить и говорить; врач прописал ей «лекарство от нервов» в весьма щедрых дозах, от которого она постоянно пребывала в одурманенном состоянии и плохо соображала, что происходит, словно в полусне силилась собрать остатки здравого смысла. А ведь приходилось выдерживать натиск полчищ стерлинговых родственников, свойственников, друзей и знакомых, деловых партнеров и политических единомышленников! И так же, как сыновья, Уоррен и Феликс, считали своим долгом утешать ее, Фанни чувствовала себя обязанной утешать их, равно как и престарелую мать и тетушек Мейнарда, которые его обожали. Вдова прекрасно отдавала себе отчет в том, что находится под прицелом десятков глаз своих контракэуерских приятельниц, и боялась сделать неверный шаг: горечь утраты постепенно вытеснялась более насущным страхом оказаться не соответствующей требованиям, которые общество предъявляло к даме в ее положении. Фанни Стерлинг принадлежала к числу благополучных, но неуверенных в себе светских дам, которые больше болезней и смерти боятся, что о них станут судачить за спиной.

В момент внезапной смерти мужа Фанни Стерлинг, урожденная Нидерландер, родившаяся в семье бондаря из Буффало, штат Нью-Йорк, в свои пятьдесят лет оставалась, в сущности, ребенком. Характер у нее был скорее девичий, нежели женский; ее манеры — то, как она наклоняла голову, улыбалась, суетливо перебирала пальцами во время разговора, — свидетельствовали о недостатке зрелости; но в роду Стерлингов мужчины не любили волевых женщин и женщин с беспокойным, критическим или склонным к теоретизированию складом ума, каким обладали они сами. Мейнарда всегда умиляло и заставляло еще больше любить жену то, что она постоянно пыталась — и всегда безуспешно — понять суть его работы. «Готов поклясться, что сейчас Фанни соображает в юриспруденции меньше, чем соображала, когда мы с ней познакомились», — с улыбкой говаривал Мейнард. Не могла Фанни разделить и других интересов мужа, поскольку ничего не смыслила ни в бильярде, ни в гольфе, в которых Мейнард был мастак, ни в коллекционировании английской и шотландской живописи, редких марок, монет и старинных рукописей (преимущественно латинских и древнегерманских), имеющих отношение к юриспруденции. Если Мейнард был крупным и самоуверенным, имел профессиональную привычку говорить медленно, с неопровержимой логикой, наступая на собеседника, словно локомотив, сметающий все на своем пути, то Фанни Стерлинг была чувствительна и при этом тщеславна и скромна одновременно. Она очень походила на свою добродушную, но нервную мать, которая так боялась стать объектом пересудов, что предпочла умереть, чем признаться в том, что у нее злокачественная опухоль «по женской части». Она страшилась не только сплетен, но и того, что во время операции, под наркозом, у нее могут вырваться какие-нибудь непотребные слова, добропорядочным христианкам не подобающие. Если бы люди знали, какая я на самом деле, меня нельзя было бы любить. Помоги мне Господь!

Поэтому в то майское утро, спустя восемь дней после смерти Мейнарда, когда нижняя горничная явилась к Фанни Стерлинг с очень многозначительным выражением на нахальном маленьком личике и сообщила, что молодая женщина, которая называет себя мисс Мина Раумлихт, просит, фактически требует встречи с мистером Стерлингом, по-видимому, не зная о смерти хозяина, Фанни сразу же закрыла Библию, которую читала, и скованно поднялась, зная только одно: скандала нужно избежать любой ценой!

V

Когда Фанни Стерлинг, цепляясь за перила, чтобы не упасть, спустилась по лестнице в холл, она испытала небольшой шок: ее сын Уоррен стоял на пороге открытой двери кабинета Мейнарда, разглядывая не решавшуюся сделать ни шага в глубь дома посетительницу. Откуда он про нее узнал? Так быстро? Фанни, как мать, внутренне запаниковала. Когда Уоррен посмотрел на нее, она увидела в его взгляде недоумение, но и заметную взволнованность.

— Кто это, мама? — спросил он вполголоса.

Нахмурившись, Фанни ответила:

— Не твоя забота, Уоррен. К тебе это не имеет никакого отношения.

Деверь Фанни, Тайлер, быстро подошел к ней, они обменялись взглядами — как быстро эти двое поняли друг друга — и, ни слова не сказав Уоррену, проскользнул в кабинет.

— Но, мама… — попытался протестовать юноша. Однако Фанни, быть может, более резко, чем хотела, произнесла:

— Она не из тех, кого мы знаем или хотим знать.

— Тогда зачем она здесь? Я видел, как она подходила к дому. У нее такой испуганный вид.

Голосом, предвещавшим истерику, а женских истерик мужчины в роду Стерлингов очень боялись, Фанни ответила: