Контроль - Виктор Суворов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если связь телефонная откажет, то и тогда контроль над чекистскими цепочками не нарушится. Тогда команды другим образом передаваться будут. Молчаливыми жестами по цепочкам. И подражанием впереди стоящему. Рядом с комментаторской будочкой поставили детинушку. Выше него во всем НКВД не найти. Если Холованов прикажет ему сесть, сядет. Тогда все, кто его видит, тоже садятся. И все, кто их видят, сядут. А садиться зачем? Для дисциплины. Мало ли что случиться может? Мало ли какая ситуация сложится? И связи нет. Так вот выполняй команды молчаливые. Любые команды выполняй. Любые!
Выполняй, что прикажут. Потому команды из стеклянной будки так и сыплются: встать, садись, ложись, встать, садись, разойдись, становись!
Рядом по полю пустому две подружки-хохотушки гуляют. Катька и Настюха. Перед прыжком своим рекордным пришли просто на поле посмотреть, на котором приземляться. И все им смешно. Хи-хи да ха-ха. И Холованову рожки показывают.
Не понимают, что у Холованова за них душа болит. Глупые совсем. Вообще ничего не понимают. А риск немалый. Надо бы их еще как-то подстраховать.
4
Настя с Катькой все полем гуляют. Мордочки чекистам корчат. Катьке все бы хохотать. А Настя нет-нет, да и вспомнит прыжок предстоящий.
– Ты, Катька, не схлюздишь?
– Да я затяжными прыгала, когда ты еще укладку осваивала. Ты бы не побоялась, раньше времени не рванула бы, не раскрылась бы на пятистах.
Попался тут Катьке в траве жук смешной. Ну такой смешной, что забыла она прыжок предстоящий и уже хохотала, не переставая.
5
– Знаете, девоньки, советская техника – лучшая в мире. Но подстрахуемся и немецкой. Помимо советского прибора РПР-3 дадим мы вам дополнительно и по немецкому прибору. Страховка хорошо, двойная лучше, тройная лучше двойной, а мы еще добавим. С другим принципом действия. С секундомером. Прибор немецкий, а часовой механизм в нем швейцарский. «Ролекс». Желаю удачи.
6
Выбрались на плоскости. Катька на правую, Настя – на левую. Улыбнулись пилоту. Тот четыре пальца в кожаной перчатке показывает: точно четыре тысячи держу. И махнул рукой.
Скользнули девочки в бездну.
7
Толпа миллионная в небо смотрит.
И товарищ Сталин.
И Холованов.
Предпоследний номер программы. Холованова ответственность. После этого массовый прыжок. Но это уже не его забота. Хорошо воздушный парад прошел. Ни сучка, ни задоринки. Остался затяжной с четырех тысяч и массовый заключительный.
Все круче самолет, все круче берет. И вот выровнялся. Двигатель придержал. С земли хорошо слышно, как рокот моторный прекратился. Диктор напротив Холованова сидит, радостным голосом толпу извещает:
– Высота четыре тысячи метров над уровнем моря.
Тут только и понял Холованов, что разобьются обе.
8
Скользит Настя. Рвет ее поток воздушный словно водопад горный. Весело и страшно. И все страшнее. Все сегодня не так почему-то. Чувство такое, что не так. Земля слишком быстро надвигается. Хронометр правильно тикает, и все три курка взведены, и по опыту знает, что лететь еще да лететь, но почему земля прет навстречу с такой скоростью? Главное – не хлюздить. Приборы сами все сделают. Главное – страх сдержать. Не дать страху вырваться. Но вырвался страх, как вырывается купол из ранца. И закричала Настя, как кричат во сне, когда кричишь и не кричится, когда в крике только и спасение:
– Рви! Катька! Рви!
И Катька рядом. И у нее лицо – ужас. И не кричит она – вопит: рви!
И рвет сама кольцо. И Настя рвет кольцо.
Но…
9
Для Холованова время остановилось, когда самолет площадку сделал и рокот оборвался. Растянулось для Холованова время гармошкой. Секунды в сутки превратились нескончаемые. В годы.
Резанул его диктор: НАД УРОВНЕМ МОРЯ! Все просто. За исходную точку отсчета принят уровень моря. И самолет поднялся на четыре тысячи над уровнем моря. И умные механизмы откроют парашюты на высоте двести метров над уровнем моря. И проверено все тысячу раз на песчаной косе. И та коса – на уровне моря. Может, на несколько метров выше. Но тут – не песчаная коса в Крыму. Тут Москва. Тушинский аэродром. Разве Москва на уровне моря? Из школьных учебников известно: Москва – сто семьдесят метров над уровнем моря. Это в среднем: где чуть выше, где чуть ниже. Но в любом случае высоты никак не хватает. Откроются парашюты ровно за двести метров до уровня моря, и будет поздно.
10
Смотрит товарищ Сталин на падение двух комочков и понимает…
11
Вырвал Холованов микрофон у диктора.
Трое рядом пистолеты «ТТ» на него вскинули. А он им глазами. А он им мимикой матерной: спасаю ситуацию!
По инструкции стрелять чекистам положено. Выхватили пистолеты все трое. Народ от них шарахнулся. Но ни один в Холованова не стреляет. Подсказывает чутье пролетарское: происходит что-то ужасное и только Холованов с микрофоном ситуацию спасти может. И на Сталина чекисты смотрят. Он бы им мимикой. Он бы им знаком. В момент Холованова прошили бы двадцатью четырьмя дырками.
Но молчит товарищ Сталин. Ни взглядом, ни жестом отношения не выказывает. Как статуя гранитная. Как стальное изваяние. Одно ему имя – Сталин! Нет его сейчас тут в этом мире суетном. В даль веков взгляд товарища Сталина устремлен.
Холованову же дождаться: две разобьются или одна только. Катька-хохотушка может спастись. Опытная.
Над одним комочком вырвало купол, и хлопнул он, воздухом наполнившись. Над другим тоже вырвало купол. Только не хлопнул он. Не успел.
Нажал Холованов кнопку микрофонную и тоном радостным: «А демонстрировался номер: «Катя-хохотушка и мешок картошки!» Га-га-га. Номер исполняли мастер парашютного спорта, рекордсмен Союза и Европы Екатерина Михайлова. И… мешок картошки! Га-га-га!»
Черен лицом Холованов. Диктору микрофон в зубы: продолжай! Засмеялся диктор радостно: и мешок картошки! Колокольчиком закатился.
А Холованов здоровенному чекисту: «Смейся, гад, застрелю!»
Засмеялся здоровенный уныло: Гы-гы-гы. И покатилось по чекистским цепочкам: гы-гы-гы. И по толпе: гы-гы-гы.
Холованов же – в пикапчик. И в поле погнал…
12
Купол Настя погасила за две нижние стропы. Их надо энергично и быстро на себя вытягивать. Ветра нет, потому быстро купол погас. Сбросила систему подвесную и к Катьке бегом. Катька не шевелится. Лежит как мешок с картошкой. И купол не гасит. По инструкции положено срочно купол гасить и подвесную систему сбрасывать. Но лежит Катька, инструкцию нарушает. Настя бегом к ней. Но не бегут ноги. Тащатся. Так ногами Настя приложилась, что, кажется, оба колена вдребезги разбиты и ступни вдребезги. И бедра. И позвоночник, наверное, в десяти местах переломан. Лежит Настя неуклюжим чучелом: погасила свой купол, гаси соседний – такова инструкция. А что его гасить? Он только наполнился чуть, не тугой, каким быть ему положено, а вялый, как мячик проколотый. Чужой гасить легче.