Каждому свое - Вячеслав Кеворков

— Это ты прав. Я вот тому же капитану твержу: чего ты под танк немецкий лезешь, отходи потихоньку, оборону организуем на новом рубеже. А он свое: «Наотступались до полного позора. За Россию обидно».

— И что ты прикажешь мне с твоим анархистом делать?

— Оформи взыскание и верни ко мне в часть. Тут событие намечается. Как только отобьемся от немецких танков, и если он живой останется, то мы его прямо с поля боя на гауптвахту отвезем. Ну а если… То будем считать, что правосудие свершилось.

— Я лично считаю, что твоего комбата за его проделки в штрафную роту направить следует.

— Дубровского в штрафную? Послушай, потрудись, подъезжай ко мне на полчасочка. В Волоколамске тебя мои ребята встретят. А оттуда до меня рукой подать. По сравнению с тем, что ты здесь увидишь, любая штрафная — это курорт с морской водичкой, причем подогретой.

— Ты что ж, генерал, меня немцами пугать решил, что ли?

— Боже упаси! Я тебе обстановку докладываю и хочу, чтобы ты по поводу расстрелянного зеркала не сокрушался. Вот придем в Германию, я тебе сразу три штуки закажу, так, чтобы посетители ресторана на себя сразу с трех сторон взглянуть смогли. Может быть, удивятся. А сейчас прости, докладывают, что танки противника на позицию выходят. Пойду встречать.

Некоторое время комендант, застыв, держал умолкнувшую трубку в руках.

— У меня машина, так что давайте мы капитана поближе к передовой подбросим. Нам все равно в том направлении ехать. — Григорий произнес это с такой уверенностью, как будто судьба капитана была уже решена, и оставалось лишь организовать его транспортировку.

Комендант задумался. Освобождение капитана из-под стражи стоило того, чтобы избавиться от этих непонятных людей. Он решительно нажал кнопку вызова. Тут же явился помощник в форме майора.

— Дайте мне документы задержанного капитана.

Опытный помощник обязан предвидеть намерения начальника. Никуда не отлучаясь, майор послушно положил изрядно помятое отпускное удостоверение на генеральский стол. Генерал придвинул его к себе и, не вникая в его содержание, изложил поверх напечатанного на машинке текста рукописно свое отношение к поведению капитана накануне в московском ресторане: «Десять суток строгого ареста за стрельбу из боевого оружия в общественном месте с нанесением материального ущерба внутренней отделке помещения». Подпись: «Военный комендант города Москвы генерал-лейтенант Синилов».

Описание проступка капитана заняло половину страницы, второй же половины едва хватило на подпись генерала, столь размашистой она была.

Северов разглядывал ее, стоя недалеко от стола. Даже в перевернутом виде она производила впечатление своей масштабностью. Когда-то он прочел, что размер подписи обратно пропорционален интеллекту ее владельца. Но в данном случае было очевидно, что речь идет об исключении.

Посчитав вопрос решенным и не желая отягощать коменданта своим присутствием, Григорий поднялся и пожал генеральскую руку. Провинившийся Северов позволил себе лишь кивнуть на прощание.

Когда вышли из кабинета, Григорий глянул на часы и заторопился.

— Я срочно поехал в управление. А ты забирай своего напарника, довези его до шоссе, дальше он доберется на попутках.

* * *

С капитаном встретились в палисаднике перед зданием комендатуры. Внешний вид его совершенно не соответствовал ожиданиям Северова — тот был свежевыбрит, тщательно умыт, а выцветшая под жесткими лучами солнца гимнастерка при дневном свете приобрела песчаный оттенок, на фоне которого сияющие боевые ордена выглядели весьма эффектно.

По двору двигались молча. Капитан в роли главного виновника происшедшего шел позади. Выйдя на улицу, натолкнулись на солидную толпу зевак.

Толпа — это самое демократичное, хотя и самое неустойчивое объединение людей. Собравшиеся безмолвствовали, задрав головы высоко вверх. На гранитной облицовке ограды старинного здания, сантиметров на сорок выше официальной вывески «Военный комендант города Москвы» красовались две строчки, исполненные ярко-белым мелом и пропитанные отчаянием и решимостью мести за проявленную в отношении кого-то очевидную несправедливость. Если первая строка, взятая из призывов, широко распространенных по всей стране, не вызывала сомнений, то вторая казалась некоторым небезупречной по содержанию: «Бей немецких оккупантов и хреновых комендантов!».

Прохожие останавливались, чтобы прочесть настенную надпись. Одни покачивали головами, другие удивленно поднимали плечи, но все в итоге застывали на месте в ожидании дальнейших событий. И не напрасно.

Собравшиеся не успели осмыслить до конца изображенный мелом на стене призыв, как из ворот выбежали трое военных: майор с красной повязкой дежурного на руке и два солдата. Один из них нес ведро с водой и тряпку, другой, едва переставлял ноги, согнувшись под тяжестью старинной деревянной библиотечной лестницы, по которой в мирное время прилежные ученые добирались до вершин знаний.

Теперь же ее установили под крамольной надписью, и солдат в тяжелых кирзовых сапогах, балансируя с ведром и тряпкой, осторожно поднялся наверх. Затем он не спеша окунул тряпку в ведро с водой и с третьей попытки смыл дочиста нижнюю, сомнительную строчку, оставив верхнюю, вполне патриотичную, нетронутой.

Толпа ровным гулом одобрила мудрое решение солдата.

Звание майора дает основание мыслить иначе, чем толпа, а тем более подчиненные ему рядовые. Человек с красной повязкой на руке приказал солдату смыть и ставшую давно привычной для всех часть надписи, дабы не возбуждать у прохожих, успевших ознакомиться с полным текстом, ненужной ассоциации.

Приказание было выполнено. Крамольная строка исчезла, а вслед за ней и интрига, удерживавшая толпу у ворот.

* * *

Пока машина петляла по улочкам города, сидели молча. Как только выехали на шоссе, капитан осторожно положил руку на плечо шофера.

— Притормози, друг, на секундочку, я гляну. Не попутчики ли это мои?

Справа от шоссе, скрываясь от палящего солнца, под разлапистыми ветвями дерева приютился грузовик, в тени которого небольшая группа совсем юных выпускников училища вкушала дневную трапезу.

— Дубровский! Откуда и куда? Говорили, будто ты в госпиталь угодил, — старший лейтенант выпрыгнул из кабины грузовика и легко взбежал по насыпи.

Завидев щедро украшенного орденами военного, молодые внизу перестали жевать и поднялись с земли, стоя приветствуя боевого офицера.

— Не верь слухам! — твердо возразил капитан, — из отпуска возвращаюсь. Слава Богу, тебя встретил, вместе поедем, вот только с товарищем попрощаюсь. Кстати, познакомься.

Старший лейтенант небрежно кивнул в сторону штатского, явно проигрывавшего по всем параметрам своему боевому спутнику.

— Прежде, чем расстаться, хотел бы сказать тебе пару слов, — неуверенно начал капитан, глядя почему-то в сторону.