Алла и Рождество - Глеб Скороходов

Первые «Встречи» рождались нелегко. Но никакой неразберихи не было. Алла Борисовна очень жесткий человек, когда дело касается работы. Во всем — строгая дисциплина. Штат помощников режиссера действовал четко, за каждый шаг отвечал перед ней. Она установила железное правило: на репетициях должны присутствовать все, с начала и до конца, независимо от того, когда исполнители выходят на сцену — в три ночи или в пять утра. Потому что все может поменяться по ходу действия «пьесы». Хотя я думаю, что в голове у нее все складывалось заранее.

Нервы ее в эти дни были на пределе. За месяц до «Рождественских встреч» это уже Пугачева № 38, — такая, какой мы ее не видели.

Я отмотал у нее звукорежиссером не один год и знаю ее главное требование: каждый должен заниматься своим делом, то есть делать то, что умеет лучше других. Это и есть профессионализм. И если кто-либо из ее музыкантов оказывался хорошим человекам, но не профессионалом, ему не находилось места.

— Я многое могу простить за талант, — не раз говорила она. И она умеет распознать талантливых людей. Многие из них становились ее хорошими друзьями, у других были чисто рабочие отношения. Но ко всем она всегда оставалась требовательной. Мягонькой и лилейной я ее не припомню.

Такой она была и на подготовке «Рождественских». Всегда на нерве, хоть и старалась не показывать это. Могла накричать, когда видела, что из артиста прет самоуверенность и он ни с кем не считается, могла в таком случае и, как говорится, перегрызть веревку — дать ему от ворот поворот. Могла, если артист в первый раз выходил на большую сцену, помочь ему, вселить в него уверенность: ведь накричи на начинающего — и все, он закомплексует и его из комы уже не вывести. Она понимала это. Она — психолог, разумеется, психолог.

На репетициях первых «Встреч» иной раз казалось, что у нее все рухнет, ничего не получится. Это сегодня ясно: кубики не могли сложиться сразу все ровненько. А тогда и декорации неожиданно обваливались, и кто-то падал и ломал ногу, и кто-то оказывался из другой оперы, и план наступления приходилось менять. Все, как на войне.

Но работали мы самозабвенно. Алла Борисовна могла всех увлечь, заставить поверить ей, отбросить сомнения. Иначе, я думаю, результат оказался бы плачевным.

Говорят, где-то составили список выдающихся артистов и музыкантов двадцатого века. Там есть Элтон Джон, Пол Маккартни... Есть и Алла Пугачева. У нас — своя, скажу, этническая музыка. Поэтому Алла, если и выходит за пределы нашей страны, то поет прежде всего для русскоязычной публики. Но, полагаю, родись она и в Америке, она стала бы выдающейся актрисой столетия.

«Рождественские встречи» мне кажутся серьезным и передовым проектом. У нас в России Рождество официально не праздновалось долгое время. Поэтому сама идея Пугачевой найти форму, чтобы отметить этот праздник, — прогрессивная, и я сразу поддержала ее.

Алла решила в честь Рождества устроить большой концерт-спектакль, который собрал бы огромную аудиторию, и в нем звучала бы самая разная музыка: и рок, и поп, в общем, все, что есть на эстраде интересного и самобытного.

Эту программу вскоре полюбили, ее ждали, она по рейтингу стала не менее популярной, чем «Песня года», и набрала очки гораздо быстрее. Ведь «Песня года» существует более тридцати лет, а «Рождественские встречи» — всего лишь около десяти.

Для любого артиста участвовать в них стало очень престижно, будь то звезда или начинающий. Я подходила к ним, как к самым ответственным выступлениям. Старалась за полгода до них найти интересный материал, долго отбирала песни, потому что хотелось выйти на сцену и показаться достойно.

Я не знаю, тыкала ли кому-то Пугачева пальцем: вот, мол, хочу, чтобы ты пел именно эту песню, или мне повезло. У нас к этому времени сложились довольно близкие и теплые отношения, и она мне никогда ничего не указывала. Я говорила, ей:

— Очень хочу спеть вот эти две песни.

Она слушала их внимательно. Потом могла сказать:

— Первая мне не очень нравится, но, если хочешь, пой ее.

Я всегда прислушивалась к ее мнению. Да у меня и не было причин не доверять ей. Практически я делала все, что она подсказывала. Могла соглашаться с ней или не соглашаться, но была совершенно убеждена в том, что она права, и впоследствии это подтверждалось. Ее режиссерский взгляд безошибочный, она, как никто, чувствует природу эстрады.

Тут есть еще одна важная вещь: помимо возможности выступить перед огромной аудиторией, на этих «Встречах» мы, артисты, встречаемся со своими коллегами. Наша разобщенность, которая с годами увеличивалась, грозила превратиться в пропасть. А тут — программа, продолжающаяся две недели, а то и больше, в которой собираются, по существу, все артисты российской эстрады.

Мне было приятно приехать в «Олимпийский» задолго до начала концерта, готовиться, беседовать. Мы пили кофе, что-то обсуждали, музицировали. Было очень весело, и это увлекало всех.

Режиссер Алла — блистательный. Расскажу, как она заставила меня преодолевать себя. В декорациях одной из «Встреч», — кажется, это были вторые, 1990 года, — соорудили высоченные лестницы. Алла предложила мне во время пения воспользоваться ими. Придумала она великолепно:

— Представляешь, как это эффектно: в лучах прожекторов ты поднимаешься на самый верх, свет с лестниц мы тут же снимаем, и ты оказываешься как бы на небесах, паришь в облаках!

Я ничего не сказала, согласилась: нужно — так нужно. А сама я безумно боюсь лестниц. К тому же у меня были туфли с очень высокими каблуками, идти в них по ступенькам неудобно — крутой подъем, и само это эффектное сооружение довольно шаткое. Перед каждым моим выходом у меня начинали трястись поджилки. Но я с улыбкой выходила к зрителям, поднималась по ступенькам и оказывалась там, где нужно, — вверху, выше некуда.

Ни я за свой подвиг, ни кто-либо другой за выступление ничего не получали. Речь о деньгах тогда не шла. Никто их и не просил. Всем нравилось выходить на сцену в этих «Встречах». Не знаю, может быть, сегодня родилась иная формация артистов, но тогда все строилось на другом, мы мыслили другими категориями, вели себя по-другому. Не было ложного пафоса и так называемой звездности. Алла снимала их начисто. Нас заботило только одно: как я выступлю, как впишусь в программу. Все думали, извините за высокий стиль, о творчестве.

С Аллой мы знаем друг друга уже много лет, очень много, не буду говорить сколько. Она и меня однажды поддержала морально. Тогда мне это очень было нужно: я по сути оказалась одна. И ждала толчка, чтобы понять, правильно ли я иду по жизни, то ли делаю.

Алла, надо отдать ей должное, действовала очень тактично и деликатно. Не прямо, а намеками. Она рассказывала мне о своей жизни и так потихонечку выталкивала меня из моего состояния. Выталкивала, чтобы я ничего не боялась. Я очень благодарна ей. Потом наши пути как-то разошлись, но когда меня спрашивают: «Кто для вас, Лариса, лучший представитель российской эстрады, кто настоящая звезда?» — я говорила, говорю и буду говорить: Пугачева. Она стала эпохой. И вот, мы знаем, бывает так: зрители любят певицу, а коллеги к ней относятся иначе. Или наоборот.