Подкова для летучей мыши - Марина Серова

– Тань, да чего ты пытать меня взялась? Вот дело – перед тобой. Имеешь глаза, – смотри. Следствие только началось, а у меня люди перегружены, сама знаешь. Поработаем, поищем… что-то найдем.

– Ладно, извини. Я тебя, вообще, отвлекаю, наверное.

– Еще как!

– Извини. Сейчас дочитаю… да и пойду. Освобожу тебя… от обузы.

– Обиделась?

– Да нет…

– Ладно, я пошутил. Нельзя воспринимать все так буквально. Сиди хоть до утра, я, похоже, раньше не уйду.

Ободренная гостеприимным предложением, я с новым энтузиазмом углубилась в дело.

Кроме опроса соседей, в деле имелись протоколы допроса знакомых Николая и двух его карточных партнеров, тех самых, которым он так крупно задолжал. Они показывали, что Николай полностью с ними расплатился и претензий к нему они не имеют.

Знакомые претензий тоже не высказывали, но говорили, что Николай проигрывал часто и постоянно норовил занять…

«А вот вам и еще одна версия, – думала я, читая это. – С карточными долгами Коля расплатился, а долги, которые он наделал, занимая, чтобы расплатиться с карточными долгами, остались. Могло так случиться? Могло. Вот и мотив».

Версии плодились, как тараканы. Похоже, в этом деле проблема будет не с выдвижением версий, а с отсеиванием.

Из протоколов допроса карточных партнеров следовало, что они виделись с Николаем за день до убийства. По их показаниям, он пригласил их отметить удачную продажу иконы, и они очень хорошо «посидели». Так хорошо, что на следующий день очухались только к обеду. Необходимо было похмелиться, и Николай сказал, что поедет к матери, попытается что-нибудь занять. Больше они его не видели.

В свою очередь, соседи показывали, что в общежитии Николай появился около шести вечера, уже изрядно подшофе. Но опросы обслуги коттеджа Хромовых и показания самой Дарьи свидетельствовали о том, что в коттедже он не появлялся. Обитатели задрипанной кафешки, располагавшейся неподалеку от общежития, где обычно тусовался Николай и где, собственно, и отмечалось радостное событие, тоже показали, что в тот день больше его не видели.

Таким образом, остается неизвестным, что делал и где находился Николай в последний день своей жизни приблизительно с двенадцати часов дня до шести вечера.

С шести до девяти он был один в своей комнате, его несколько раз видели выходящим и заходящим, а в десятом часу из комнаты стали слышны голоса двух человек, и больше ни выходящих, ни входящих никто не видел. Когда и кто именно пришел в эту ночь в гости к Николаю, никто не поинтересовался, поскольку гости у него бывали частенько, и ничего хорошего эти посещения не сулили. Тот же самый сосед, живущий за стеной, говорил, что обычно сначала все бывало более-менее спокойно, слышались только голоса и иногда тот самый характерный сленг. Но потом страсти накалялись, и редкая ночь обходилась без скандала.

По-видимому, и на сей раз все происходило в рамках обычной схемы. Скандал разросся, достиг апогея и стих, и никому не было интересно, кто же на сей раз стал его виновником.

В общем, чем дальше я читала дело, тем больше укреплялось во мне ощущение, что ночной гость – человек со стороны.

Во-первых, об этом свидетельствовал тот факт, что Николай почти полдня неизвестно где пропадал, не появлялся в обычных местах «тусовки» и не встречался с теми, кто составлял повседневный круг его общения. Во-вторых, никто из этого круга в тот вечер у Николая в гостях не был, и в деле тому имелись неопровержимые доказательства. Что, кстати, весьма и весьма облегчало мне работу.

Но кое-какие повторные опросы, по-видимому, сделать придется. Поговорить по душам с единственным непосредственным соседом Николая не помешает однозначно. Судя по году рождения, указанному в деле, дядечка этот древний, а такие частенько страдают бессонницей. Я, конечно, не хочу усомниться в добросовестности следователя Синицына, но одно дело – официальный допрос, а другое – личная беседа. Мало ли что может припомниться…

Заглянуть в забегаловку – тоже не лишнее. Эти два товарища, с которыми бухал Коля накануне убийства, – наверняка они в числе постоянных посетителей. Учитывая, что они же – те самые кредиторы, с которыми незадолго до того Николай так счастливо рассчитался, вполне возможно, что мне удастся пробудить в них словоохотливость.

Ну и третий пункт – цепочка по продаже иконы. Здесь тоже могли возникнуть нюансы, и здесь, пожалуй, будет сложнее всего. Это следователям хорошо, они официальными полномочиями облечены. А я-то… с какой стати я-то с расспросами полезу? Посредник, оценщик… Да эти ребята меня на пушечный выстрел не подпустят. Разве что…

И тут у меня мелькнула гениальная мысль. Ведь «Троеручица» – не единственная икона, которую в своей жизни приобрел Хромов. У него найдется пара-тройка и других. Что, если я ненадолго одну из них экспроприирую? Наталье можно будет сказать, что таким образом я надеюсь выйти на того, кому продана украденная икона (что, в общем-то, совсем недалеко от истины), а я, со своей стороны, получу прекрасный, стопудовый, неопровержимый аргумент для проникновения в закрытую сферу торговли антикварными древностями.

Идея была очень недурна, и в том случае, если у меня не окажется других поводов побеседовать с оценщиком, которого выдал мне Андрюша, над ней весьма и весьма стоило поразмыслить.

Но это – после. Удачная мысль запротоколирована и пронумерована и засим – отложена до более подходящего времени. Сейчас нужно сделать то, зачем я пришла сюда, – со всей добросовестностью изучить официальные материалы расследования.

Было уже около восьми, когда я посчитала, что извлекла из папок все, что необходимо, и могу со спокойной совестью закрыть их.

– Андрюш, ты что, и правда сегодня с ночевкой? – прервала я поток мыслей погруженного в себя однокашника.

– Да нет, тут еще… немножко. Осталось.

– Ты давай не засиживайся. Перерабатывать вредно. Завтра еще будет день, наверстаешь.

– А ты как, все узнала, что хотела?

– Ну, хотела-то я, как сам понимаешь, узнать, кто убийца, а этого в деле, кажется, пока нет.

– Эк губу раскатала! Хочешь гонорары получать – трудись.

– А я что делаю? И на себя тружусь, и еще кое-кому время от времени помогаю, преступничков тепленькими подбрасываю. На безвозмездной основе, заметь.

– А мы что, мы благодарны. Причем тоже не только на словах, если вы заметили.

– Заметили, заметили. Спасибо, Андрюша. Будут новости, обязательно поделюсь. Я добро помню. Но сейчас, и правда, домой пора. Я стартую, да и ты не засиживайся. Работа – не волк.

На этой оптимистической ноте я закончила беседу со старым другом и поехала домой, анализировать и переваривать все неизмеримые объемы полученной сегодня информации и делать выводы и предположения.

Дома, заварив кофе, я устроилась на диване, поставив перед собой чашку и положив записную книжку, где были отмечены ключевые пункты официального расследования, а также адреса и фамилии интересующих меня фигурантов.