Правила секса - Брет Истон Эллис

Вечером попробовал поболтать с Митчеллом на вечеринке в «Конце света». Он стоял рядом с бочкой, наполняя пластиковый стакан. Я уже налил себе пива и стоял один рядом с «Кладбищем». Я вылил свой стакан и подошел к бочке.

— Привет, Митч, — сказал я. Было холодно, пар шел изо рта. — Как дела?

— Привет, Пол. Ничего особенного.

Он наливал пиво в два стакана. Неужели беспомощная сучка не может сама себе налить свое гребаное пиво?

— У тебя чего?

— Ничего. Мы можем поговорить? — Я взялся за кран.

Он стоял с двумя стаканами пива.

— О чем ты хочешь поговорить? — спросил он и посмотрел на меня своим фирменным пустым взглядом.

— Просто о том, как дела, — ответил я, сосредоточившись на пиве и пене, текущей из крана.

Подошла девушка и встала в очередь. Я взглянул на нее, но ее нетерпеливый взгляд был направлен не на меня, а лишь на мои руки.

— Я предупреждал тебя, Пол. Не забывай, — сказал Митчелл.

— Да знаю я, — сказал я и торопливо рассмеялся. У меня еще и полстакана не налилось, но я все равно уступил место девушке.

— Погоди-ка, а о чем ты меня предупреждал? — спросил я.

Я видел, как на краю «Конца света» стоит Кэндис, а позади нее и под ней простирается долина Кэмден и городские огни. Я не понял, как Митчелл мог предпочесть это, ведь он, по общему мнению, чересчур для нее красив. Это выходило за рамки моего понимания. Я хлебнул пива.

— Я предупреждал тебя. — И он засеменил прочь.

— Погоди. — Я отправился за ним.

Он встал рядом с одной из колонок. Громко играли Pretenders. Несколько человек танцевали. Он произнес что-то, но я не расслышал. Я знал, что он собирается сказать, но не думал, что у него хватит мужества это произнести. Он меня предупреждал? Возможно, но никоим образом не словесно. Хотя это чувствовалось в том, как он шарахался от меня, когда я прикасался к нему на людях, или после того, как он кончал. Или как он бил кулаком по столу, когда я покупал ему пиво в «Пабе», и говорил, что заплатит сам, и запускал через стойку доллар. Или в его бесконечных разговорах о том, как он хочет взять академку на семестр и поехать в Европу, в том, как он всегда добавлял с ударением: один. Меня же предупреждали, и мне было неприятно признаться в этом самому себе. Но все равно я последовал за ним туда, где стояла Кэндис. Он дал ей пиво. Она выглядела настолько дерьмово, а может, наоборот — хорошо, только мне никогда не удавалось примириться с этим. На Митчелле была футболка (не моя ли, случаем? возможно) и свитер от Эдди Бауэра, и он нервно почесывал шею.

— Вы знакомы? — спросил он.

— Да, привет, — улыбнулась она, и он взял ее пиво, пока она прикуривала.

— Привет, — улыбнулся я добродушно, как всегда; потом окинул ее грозным взглядом, пока она не смотрела, надеясь, что Митчелл заметит, но он не заметил.

Мы стояли втроем в «Конце света», за ним начинался склон, который обрывался в долину и затем в центр Кэмдена. Он не был крутым, но, если бы мне пришлось ее столкнуть, скажем, случайно, незаметно, через ограду высотой в колено, легким ушибом она бы не отделалась. На смену Pretenders пришли Simple Minds, и я был благодарен, потому что, если бы не музыка, я бы там не выстоял. Вечеринка — прекрасное место для выяснения отношений, но не эта. Эту я проиграл. Возможно, уже давно, может, даже той ночью в Нью-Йорке. Кто-то повесил бледно-желтые огни, и они осветили лицо Митчелла, сразу показавшееся опухшим и изможденным. Он ушел. Сцена, в которой участвовали мы трое, была слишком реальна и слишком бессмысленна. Я побрел прочь.

Девушку зовут Кэндис. Я стою у бочки с Тони, который читает Гетчу длинную лекцию о последствиях злоупотребления пивом, и наблюдаю, стараясь не дать Митчу Аллену занять собой все поле зрения. Для пятничной вечеринки одета она слишком нарядно и здесь, на лужайке перед общим корпусом, выглядит очень круто, действительно классно, может, немного слишком консервативно и сдержанно, в японском, что ли, стиле, но в то же время по-хорошему сексуально, будто смотришь на нее и знаешь, что она задала бы жару в кровати или что-то вроде того. По-любому, для Митча, который, насколько я могу судить, на самом деле вовсе не столь красив, она слишком хороша. Он всегда напоминал мне придурка-старшеклассника, который из кожи вон лезет. Я думаю: неужели ей действительно так нравится с ним трахаться? Потом я думаю: может, они вообще не трахаются? Может, просто пойти туда и заговорить с ней, и, возможно, она попросту примет мое предложение и скажет Митчу, что они увидятся потом как-нибудь. Эти мысли сводят меня в могилу, ну почти что. Опрокидываю очередное пиво, и к бочке подходит еще один япончик, Роксанн, и встает рядом со мной. Затем эта девушка уходит из «Конца света», следуя за ним. Им нельзя уходить, думаю я, слишком рано. Но они не уходят, а просто отходят от кого-то. «Слишком рано для чего?» — спрашиваю сам себя. Кончится все тем, что они отправятся к нему в комнату (у нее, наверное, соседка) и она даст ему себя выебать.

Так хочется трахаться, что от этого не радость, а слабость. Гляжу на Роксанн, которой должен кучу бабок. Интересно, переспит ли она со мной сегодня вечером? Есть ли хоть какой-нибудь шанс? Она курит косяк и протягивает его мне.

— Как поживаешь? — спрашивает она.

— Пиво пью, — объясняю я.

— Хорошее? Ты пьешь хорошее пиво? — спрашивает она.

— Слушай, — говорю я ей, сразу к делу, — хочешь пойти ко мне в комнату?

Она смеется, пьет пиво, теребит свои накрашенные ресницы и спрашивает меня:

— Чего ради?

— Как в старые добрые, — пожимаю я плечами.

— Как в старые добрые? — Она заливается еще пуще.

— Что такого смешного? Господи.

— Нет, не хочу, Шон, — говорит она. — Мне нужно заехать за Рупертом по-любому. — И по-прежнему улыбается.

Сучара. У нее жучок, мотылек в пиве. Она его не видит. Я помалкиваю.

— Одолжи пару баксов, — прошу я ее.

— Сумочку не взяла, — отвечает она.

— Ну да, — говорю.

— Да, Шон. Ты все такой же, — говорит она без язвы, но от этого мне хочется ее ударить (нет, выебать, а потом ударить). — Не знаю, хорошо это или плохо.

Я хочу, чтобы она выпила этого жучка. Куда, черт возьми, Кэндис отправилась? Я смотрю на Роксанн, с лица которой все не сходит эта дурацкая улыбка, счастлива, что я спросил ее, и еще счастливее, что у нее нашлись силы отказать. Я смотрю на нее, и меня в самом деле тошнит.

— Морфий у тебя есть? — спрашиваю.

— Зачем? — спрашивает она, замечает насекомое и выливает пиво на лужайку.

— Для внутреннего употребления. Тебе, похоже, как раз не помешало бы, — говорю я, уже отходя.