Только он - Эльвира Смелик

– Ещё и весьма очаровательно. Прям очень-очень очаровательно.

Алёна благосклонно кивнула.

– Ладно, не подмазывайся. Не буду тебя убивать. Лучше скажи, как ты здесь оказался.

– У меня работа тут недалеко, – охотно пояснил Шарицкий. – Может, знаешь? Учебный центр МЧС.

– Знаю. Это там дальше, за университетом.

– Угу, – подтвердил он, глянул в нужном направлении. – А ты, значит, в университете. Неужели преподаёшь?

Кажется, это не лечится, ни жизненным опытом, ни временем. Алёна угрожающе прищурилась.

– Опять нарываешься?

Шарицкий улыбнулся, и какое-то время они просто смотрели друг на друга. Выясняли, что осталось прежнего, а что изменилось, ну и, наверное, пытались восполнить впечатления за те годы, когда вынужденно не виделись.

Андрюха вроде бы стал ещё выше, раздался в плечах. И каштановый чуб никуда не делся, только теперь был уложен более аккуратно и прилично. И, если честно, Алёне очень приятно его видеть. И чуб, и Андрюху.

– А давно ты вернулся?

– Да где-то полгода уже, – опять охотно доложился он. – Жаль, что раньше не пересеклись.

– А вот я даже не знаю, – с сомнением протянула Алёна. – После такой-то встречи. Надо ж было додуматься! А вдруг бы ты обознался, и это оказалась бы не я?

– Да ни за что бы. Не обознался, – убеждённо возразил Шарицкий. – Ну а если бы всё-таки подобное случилось, просто бы извинился.

– Ага, – Алёна усмехнулась. – Или сказал бы: «Девушка, я влюбился в вас с первого взгляда, а потому – давайте знакомиться».

– Не-не-не, – Шарицкий мотнул головой, – вот такое точно не прокатит. Перед женой потом будет неудобно.

Перед женой? Не то, чтобы совершенно неожиданно как факт, скорее, не совсем уместно относительно момента – они ведь едва только повстречались после долгой-долгой разлуки. Потому и вырвалось опять не слишком осознанно:

– Ты – женат?

И, похоже, прозвучало так, будто воспринималось Алёной, как относящееся к разряду абсолютно невозможного, запредельного. Но Шарицкий, как обычно, выдал спокойно:

– Я – женат. – Разве что пауза между словами показалась чуть более значимой. – Пока в Иваново учился, познакомились.

– Ах, да ведь, – согласилась Алёна, – Иваново. Уж там-то с невестами проблем нет.

– Точно.

А после Андрюха, конечно, предложил посидеть где-нибудь, чтобы с едой или хотя бы напитками, и они устроились в ближайшей кофейне и ещё поболтали. И позже не раз встречались, не договариваясь заранее, полагаясь на случайное стечение обстоятельств, чтобы снова посидеть и поболтать, чисто как давние друзья.

Но почему вдруг Алёна вспомнила про Шарицкого? Именно сейчас, встретившись с Глебом, когда вроде бы совсем не к месту. Сразу подспудно определилась, где, в случае чего, искать защиту? Ведь Андрюха единственный, кто знал, кто терпел её стенания и закидоны и пытался хоть как-то поддержать. Но… только теперь-то всё это – зачем?

Что было, то было и давно уже прошло. От прежних полудетских навязчивых чувств не осталось и следа. Бояться больше нечего.

Она и не боялась, не переживала, ей было любопытно, и она спросила у Глеба:

– И как ты здесь оказался?

– Да был тут недалеко, и решил на обратном пути Димку захватить, – пояснил тот, оглянулся на сына. – Он ведь здесь учится.

– Я догадалась, – уклончиво произнесла Алёна.

Дима стоял возле машины, чуть ссутулившись, засунув руки в карманы, катал ногой случайно оказавшуюся под ней угловатую, похожую на полупрозрачный камешек льдинку. Услышав своё имя, вскинулся, тоже посмотрел в их сторону. Не сказать, что заинтересованно, но Глеб поторопился выложить в подробностях:

– Димка, это же Алёна. Раньше мы жили в соседних квартирах. Ты, наверное, не помнишь, но она иногда сидела с тобой, с маленьким. Если нам нужно было куда-нибудь уйти, а тебя оставить не с кем. Ты ещё, когда чуть постарше стал, говорил, что вырастешь и на ней женишься. – Он переводил взгляд с одного на другого, но под конец остановил его на сыне: – Или всё-таки немного помнишь?

– Нет, – нехотя откликнулся тот, глядя в сторону.

При этом выражение на лице у Димы было таким, словно у него ныл зуб – терпимо, но неприятно и надоело. Ну, или словно он держал во рту кружок лимона. Тоже терпимо, но как же кисло. Видимо, ему не слишком по душе пришлись эти умилительные откровения из глубокого детства.

Он развернулся к машине, распахнул переднюю дверь, а, усевшись, сразу захлопнул, словно сигнал подал, к отъезду. Но Глеб не спешил, задумчиво смотрел на Алёну.

– А вот совсем и не хочется просто так разбегаться. Если уж встретились. Слушай, Алёнка, а поехали к нам? В гости. Ведь так давно не виделись. – Чем дольше Глеб говорил, тем сильнее вдохновлялся собственной идеей. – Поехали, а? Ну, пое-ехали. – протянул он жалостливо, а глаза при этом хитро улыбались. Те самые серые глаза, так невероятно любимые когда-то. И голос тот же. И если зажмуриться, наверное, вполне удастся представить, что всё это происходит двадцать лет назад. – Ведь удивительно же, что вот так случайно пересеклись. Неожиданно и… приятно. Слушай, ну действительно. И Лиля наверняка будет рада с тобой увидеться.

Лиля? Будет рада? А вот это действительно интересно.

Если бы Глеб просто назвал имя, Алёна, скорее всего, сразу бы ответила «Нет», а фраза зацепила, даже толком не объяснить, чем. В ней не было смысла, и в то же время содержалось его слишком много. Она зараз воспринималась и как абсолютно бредовая нелепость, и как насмешка, и как вызов.

Наверное, это было ужасной глупостью или внезапно взыгравшим отчаянным подростковым сумасбродством, но очень уж захотелось взглянуть – насколько же Лиля обрадуется её появлению? И Алёна решительно произнесла:

– Хорошо, я согласна. В гости так в гости.

(прошлое)

Понятно, что к Лиле Алёна не могла относится непредвзято, но у той, как нарочно, и поводов для этой предвзятости нашлось – хоть отбавляй. Она, конечно, не была уродиной (уж на уродину-то Глеб точно бы не запал), но ведь и ничего особенного. Вот абсолютно ничего особенного. А если ещё и придираться, то и поприкалываться есть над чем.

Во-первых, лицо это круглое, пухлые розовые щёчки, которые, казалось, можно увидеть, даже если смотреть со спины. Хотя сама Лиля толстой не была, но и худой тоже не была, скорее, фигуристой. Ярко выраженные «песочные часы». Но – опять же, если придираться – то, что ниже талии, уменьшительно никак не назовёшь. Вообще даже не попка, а однозначно – попа. И нижняя губа, видимо, по тому же принципу, широкая, полная, словно всё время чуть капризно выпяченная. Или не капризно, а типа чувственно. А глаза скучно-серые, как небо в промозглый пасмурный день.